– Выгружайтесь… Скорее…

– Бочки катите к нам поближе!

– Ни одной из них не пропускайте!

– Не отвергнем и малые бочонки!

– Выбивайте затычки, пусть хлещет вино!

– Еще вина!

– Дайте нам еще вина!

– И льда!

– А еще лучше снега!

– Нам много не надо, мы поэты, литераторы!

– Помогите! Уделите нам всего-то небесную снежинку-другую!

– А мы вернем вам стихами…

– Или сказкой обледенелой, чтобы до небес долетела!

«МОЖЕТ, ВЫ НАКОНЕЦ-ТО ЗАМОЛЧИТЕ…» – пробормотал тот, у которого поврежден копчик.

А потом рявкнул:

– Из-за вас, пьяниц, не могу даже толком смертельно болеть!

ГОРАЗДО ТИШЕ… Кто-то укрылся за повозкой летописца. Хотя это был шепот, летописцу даже не понадобилось прижаться ухом к полотну повозки, чтобы слышать один голос, разделенный надвое:

– Я надеялся, что так быстро мы не доберемся.

– Как видишь, ты ошибся. Осталось только, чтобы королева договорилась с владельцами мельниц, и каждый получит по листу.

– Я передумал, не хочу участвовать в этом…

– Боюсь, дружок, уже поздно… Ты должен что-то написать!

– И что?

– Откуда я знаю, моя роль быть для тебя ветром в волосах, рисовать красивую поэтическую картину, создавать у обычных людей впечатление, будто ты сопротивляешься насилию… Для большего, чем это, я и не призван. Вообще-то, мне уже надоело тебя обслуживать, по необходимости быть тем или этим. Всю жизнь на тебя работаю, чтобы ты представлялся как писатель… Больше не могу, прощай.

ТОТ ТРЕТИЙ ТОПТАЛСЯ СРЕДИ ПОВОЗОК… Любопытный, каким он и был, непрестанно тыкал во что-нибудь указательным пальцем:

– Что это за созвездие вон там наверху?

– Не известный ли это Лебедь? Неужели и древний Птолемей знал о нем?

– Это знак! Сегодня сами небеса сделали за меня выбор. Я должен взять в руку лебединое перо, об этом мне сообщают свыше.

– Неужели это светлячки залетели в Церковь Святого Духа и сверкают сквозь витражи? Я очарован этой картиной!

– А что это у меня под ногой?

ЧЕТВЕРТЫЙ ВЫСУНУЛСЯ ИЗ ПОВОЗКИ… И заткнул нос, чтобы ответить злорадно:

– То созвездие наверху, это Ворон… Целиком не видно… Это знак тебе, обожателю всего естественного!

– В церкви же не светлячки… Это факелы солдат, королева угрожает сжечь Амальфи, если они не сделают бумагу и не передадут ее. Уже чувствую запах обгоревшего человеческого мяса…

– А что до твоего последнего вопроса… ну, это не вполне литературно, это то, что остается после того, как вол поднимет хвост. Беда в том, что сейчас от тебя так воняет, что не понять, где кончается «то самое», во что ты вляпался, а где начинаешься ты.

ПЯТЫЙ И ШЕСТОЙ… Они больше не были настолько громогласными, но «воспевали» всё тот же предмет. Не будем говорить, какой именно, чтобы не раздражать тех трезвенников, которым это мешало…

ВООБЩЕ. Седьмому все это вообще не нравилось. Хотя в целом было не так уж и плохо… Но ему все равно ничего не нравилось… И он громко заключил:

– Вообще. Придется мне сменить работу.

И начал раздумывать о том, чтобы больше не писать… Разве что просто оценивать то, что создают другие. Возможно, это принесет ему больше удовлетворения от жизни.

ЛЮБОПЫТСТВО… Кто же это одним, но разделенным надвое шепотом вел разговор рядом с его повозкой? Летописец вылез наружу и застал лишь одного писателя, удрученного тем, что его волосы не развевались на ветру… Тот ему с отчаянием изрек:

– Я остался наедине с самим собой…

Летописец на миг подумал, не сказать ли ему что-нибудь утешительное. Но передумал.

ГРОМЧЕ! Хоть и весьма утомленный, тот, которого преследовали страшные сны, старался не заснуть – ибо он тут же окажется нагим на какой-нибудь поляне, засыпанной разными уже использованными перьями, которые кружат вокруг него… Для того чтобы друг за другом вонзаться заостренным концом в его тело. До тех пор, пока во сне он не превратится в птицу… И нельзя будет определить ни по внешнему виду, ни по голосу, что это за птица, если вообще кто-нибудь услышит ее крики…

И главное, что прямо перед пробуждением чья-то невидимая рука начнет его ощипывать и сделает еще больнее.

Поэтому старался не заснуть… Время от времени, хотя все тише и тише, призывая ту пару «просветленных» вином:

– Громче! Пойте, разговаривайте, прошу вас, как можно громче, а то я не могу сомкнуть глаз…

ДЕСЯТЫЙ… Он в своей повозке молчал, поэтому и другие о нем не слышали…

И сам ничего из всего этого не слышал, потому что не вынимал из ушей затычек из воска.

Если бы он и вышел из повозки, то не увидел бы, что происходит вокруг, потому что он жмурился.

И его бы никто не увидел, если бы заглянул в повозку – там было темно, один только он не имел под рукой никакого светильника, а в руке сжимал только наперсток. Из серебра.

А У ЦЕРКВИ СВЯТОГО ДУХА… Увидев, что помощи нет и не будет, процесс тайного голосования членов конгрегации был проведен кратко. Ровно столько, сколько необходимо, чтобы тот, кто читает, лизнул указательный палец, перевернул лист…

Слышался вздох-другой…

Потом как бы приглушенное всхлипывание…

Бормотание:

– E una puttana… Никогда… Всех нас погубила…

И еще несколько человек выразили свое мнение скорее молчанием, чем произнесли его вслух. Из-за эха в церкви, непрестанного повторения произнесенного и столкновения с новыми голосами возникла путаница:

– Stupido…

– Прикуси язык…

– Eccolo qui: stu-pi-do…

– Prego…

– Кому есть дело…

– Non sono muto…

А один выделился словами:

– Выхожу из дела… Хочет ли кто-нибудь купить мою долю? Отдаю недорого, но немедленно!

Потом кто-то воскликнул:

– Silenzio!

И когда эхо затихло, осталось еще только это:

– Придите в себя. Зачем ей слышать, о чем мы говорим, договоримся руками…

Мальки

Четвертая часть

Бистерны, жернова, валы

Дворец из шелка

Прилив, отлив

Гранат, зерна

История

Бистерны, жернова, валы

«Вы отойдете? Или мне пнуть вас под задницу?!»

МЕЛЬНИЦА. Королева была оповещена: надо заплатить тысячу пятьсот пиастров. Раз уж она идет на всё, почему бы им не заработать побольше, почему бы не поторговаться…

Она согласилась без единого слова, и ей доложили, что выбрана лучшая мельница. И лучший мельник. Надежный. К тому же такой, который ничего не спрашивает. Можно начинать прямо сейчас…

Поэтому войско, которое только что окончательно подтянулось, тут же продолжило движение и направилось за город, где проторенные дороги заканчивались и начинались проторенные тропы… Добрались до строения, размеры которого в ночи было не разобрать даже при большем количестве факелов, даже если бы их держали