— Лена, как будет по-чувашски «море»? — спросил я жену.

— Море, — сказала она и пожала плечами.

В чувашском языке тысячу лет, едва ли не с понтийских времен, хранится ненужное слово «море» — тинĕс. Вряд ли мне доведется его услышать, так что пусть оно останется здесь, украшенное на бумаге узором сложного, недоступного для выросших в другой речи звука.

Так же, без надежды на применение, хранятся чувашские имена. Когда заместили русскими именами, а случилось это не при крещении, которое так и не стало здесь модернизацией, но значительно позже, в годы Первой мировой и Гражданской войн, их записали в документы вроде краеведческих и забыли. Они не стали именами домашними или, как у китайцев, детскими или посмертными. Они не остались даже в фамилиях, как у местных финнов — марийцев, мокшан, эрзя. Фамилии у чувашей простые: Николаев, Игнатьев, Федоров. Разве что Лукьяновых никогда не встречал.

С Леной мы рассматривали фотографии старых, незатопленных Чебоксар.

— Какой красивый дом, — сказала она. — «Дом Досаафа». Скорее всего, он был татарским священником.

— Муллой, — подсказал я.

Дом был двухэтажный, с огромными, как на дачных террасах, окнами фасада и маленькими, монастырскими, не выпускающими дорогое тепло окошками с других сторон. На фотографии одно из больших окон было заложено кирпичами по причине то ли большевистского варварства, то ли чувашской деревенской хозяйственности. Над крышей торчала неровная грядка из четырех печных труб. Когда-то здесь был трактир.

— Подожди, какой еще Досааф? — спохватился я. — ДОСААФ — это…

— Не может быть, — сказала Лена, — зачем нашей армии такой красивый маленький дом?

В красивом маленьком доме находился не сам ДОСААФ, а его морской клуб. Волга была тогда гораздо у́же и совсем не напоминала море, как сейчас, потому клуб был лишь приютом чувашских грез о тинĕс. Позднее бывший трактир немного перестроят, сделают одинаковые окна со всех сторон, а за три года до затопления снесут. Во всяком случае, такой вывод мы сделали по фотографиям разных лет.

Ради дешевого электричества затопят все, что являлось Чебоксарами несколько веков, — главную площадь, купеческие дома, церкви, школы, соляной склад из красного кирпича, несчастных цыган, однажды решивших осесть вопреки течению своей крови и отстроить дома именно на этом месте. Уцелеют лишь желтый двухэтажный дом напротив трактира, само собой, бордель да тюрьма на вершине горы. В желтом доме потом откроют музей чувашского поэта Сеспеля, молодого самоубийцы, из которого советские литературные чиновники хотели сделать местного Пушкина, то есть Байрона. Но чувашам, как и другим древним, неразмытым народам вроде евреев или армян не нужен ни свой Байрон, ни Джим Моррисон. У древних народов другие переживания. Те самые фарфоровые китайские колокольчики звенят в их женских песнях.

Тюрьма на вершине горы так и осталась тюрьмой.

ДОСААФ, Досааф будет принесен в жертву киловатт-часам. Трудная аббревиатура, годящаяся для имени ветхозаветного героя или, в самом деле, татарского муллы. Что ж, не он первый.

Глава республики Игнатьев, длинный худой мужчина, на торжественном построении заставил коротышку майора прыгать за ключами от новой пожарной машины и вскоре с позором был отправлен в отставку президентом России, человеком тоже невысоким. Губернатор, небывалое дело, подал на президента в суд, а потом заразился коронавирусом и умер. Похоронили с почестями, как положено, но гостей при соразмерных должностях и погонах не было. Гоголевская история.

Многие тогда прочитали о древнем обычае типшар — чуваш вешается на воротах обидчика — и, обогащенные знанием из «Википедии», смеялись: «Ну, кому хуже?» Одновременно как новость обсуждали и понемногу применяли появившуюся культуру отмены, cancel culture, не понимая при этом, что за cancel надо чем-то платить и платить пропорционально, например, своими жизненными силами, иначе все это пустое и не меняет хода времени. Конечно, Игнатьев, скорее всего, и не знал ничего о типшаре, обычай теперь — дело историков. Не на многое хватило цены невольной и нелепой жертвы Игнатьева, и все же она была принесена. Не им, конечно, а древним народом, к которому он принадлежал. Надо ли говорить, что умер он в петербургской больнице?

Игнатьев очень плохо говорил на русском языке. Каким могло быть его посмертное имя, если бы у чувашей было принято давать таковое?

Не оправдана была и жертва Досаафа. ГЭС строили медленно, и за двадцать лет чертежи утратили расчетную точность, начальство областей и республик из соседей не раз сменилось, доверительные, банные связи между высокими кабинетами разрушились, так что к запуску выяснилось, что Волга допустит существование на своем теле либо станции, либо Нижнего Новгорода. О некрашеных марийских деревнях никто не думал с самого начала.

На Волге решение было принято четверть века назад, и не ими, людьми в плохих серых костюмах, а другими, еще во френчах, так что допустимо было только исполнять. Волга стояла навсегда переломленной колоссальной бетонной массой, и для электриков из Иваново уже построили жилье, чем даже несколько разбаловали этих бедных русских людей. Не успели разве что возвести крышу над станцией, поэтому гордые ивановцы ходили себе по машинному залу между турбин, пультов и сугробов. Первого января 1981 года в городе Шупашкар шел густой снег.

В апреле, как всегда, случился ледоход, и в день праздника Первомая чуваши не увидели марийский берег. Кто-то вспомнил тогда черноморское слово «тинĕс». Кто-нибудь обязательно вспомнил… Праздновать теперь было негде, оба парка находились под водой, и над настилами Зеленого базара, где в свое время, как писали местные русские газеты, «хулиганы, напившись до потери сознания, снимают свою одежду и голыми валяются на территории», организовывались и рассыпались стайки уклеек. Ивановцы остались в праздничном городе со своими электрическими токами, а чуваши набились в автобусы и разъехались по деревням.

До проектной отметки, на которой турбины работают в том режиме, для которого они предназначались, и оттого не сгорают раньше времени, вода не поднялась. Так инженеры, что выше по течению, спасли Нижний Новгород.

Но дома Досаафа уже не было.

— Тиныс? Должно быть, тинĕс, — сказала моя жена, — нет, я не знаю это слово. 

12

Декабрь / Раштав —

Рождество

 Амаксар

Амаксар, или, по-моему, Амакăн ҫар, то есть войско Амака, или не имя войска, а просто три сомкнувшихся слога с разоренным временем смыслом, осталось названием острова у Чебоксар. Для чувашей он имеет примерно такое же значение, как для европейцев греческие острова с их историей, но с