Беатриса отодвигает стул и встает из-за стола.

– Это ты, Бен? – удивленно произносит она, как будто забыв, что он тоже живет здесь. – У нас осталось немного лазаньи.

Она подходит к огромной печи, надевает пару рукавиц-прихваток фирмы «Эмма Бриджуотер» и осторожно, словно проводя операцию, достает из духовки тарелку, потом ставит ее на стол рядом с тарелкой Кэсс. Краем глаза я вижу, что Бен занимает место напротив меня и рядом с Кэсс, но мой взгляд прикован к подгоревшему завитку макарон, оставшемуся на моей пустой тарелке.

– Может быть, ты и забыл об этом, Бен, но сегодня Аби переехала к нам, – сообщает Беатриса, занимая свое место во главе стола.

– Я не забыл.

Я смотрю в орехово-карие, с золотыми прожилками глаза Бена, на его губах играет знакомая кривоватая улыбка, и желание, такое сильное и неожиданное, пронзает меня, на моих щеках вспыхивает предательский румянец. Я неохотно перевожу взгляд с Бена на Беатрису, которая пристально смотрит на нас, щуря глаза, ее бледные пальцы почти сливаются по цвету с фарфоровой чашкой, которую она держит в руках.

И по какой-то причине, которую я пока не могу осмыслить, на моей коже выступают капельки пота.

Вечером того же дня я сижу на краю своей только что застеленной кровати. В моей комнате все еще царит беспорядок: коробки – некоторые пустые, некоторые по-прежнему полные – навалены вокруг меня, ящики комода распахнуты, являя взгляду одежду, которую я запихнула туда, стопка книг опирается на плинтус, угрожая в любой момент рассыпаться. Я беру в руки наш с Люси снимок в простой рамке – я распаковала его и поставила на прикроватную тумбочку. Мы с сестрой, веселые и загорелые, обнимаем друг друга за плечи и улыбаемся в камеру. Это фото было сделано во время отпуска в Португалии, где мы были с Каллумом и Люком – летом, незадолго до смерти Люси. Мы ушли с пляжа и сидели на набережной, ожидая, пока Люк вернется с мороженым, а Каллум, у которого всегда был наготове фотоаппарат, решил сделать несколько снимков. Эта фотография стои́т – или лучше сказать «стояла»? – на прикроватных тумбочках у нас обеих, у меня и у Люси. Интересно, что случилось с ее фотографией? Может, мама забрала ее, когда пришла убирать комнату Люси? Я тогда была слишком подавлена, поэтому позволила своей бедной, убитой горем матери сделать это вместо меня. Чувство вины до сих пор гложет меня. Я ставлю фотографию обратно.

Небо затянуто дымкой, переливается фиолетовыми и оранжевыми оттенками, солнце вот-вот скроется из виду за рядом домов напротив. Вечерний ветерок проникает сквозь приоткрытое окно, принося с собой аромат скошенной травы и костров. Я закрываю глаза и глубоко вдыхаю запах лета. «Я здесь, наконец-то я здесь». И если подумать, попасть сюда оказалось проще, чем я могла себе представить. За шесть коротких недель мне удалось стать частью ее жизни.

В приоткрытую дверь моей спальни тихонько стучат. Я открываю глаза и вижу длинную ногу в джинсовой штанине и льняной рукав. Я нетерпеливо спрыгиваю с кровати, заставляя матрас протестующе заскрипеть.

– Привет, – смущенно говорит Бен. – Можно войти?

Я пожимаю плечами:

– Если хочешь.

– Прости, что не позвонил тебе, но, когда рядом Би, это сложно. Ее правила, ты же знаешь.

– Ничего страшного, наверное, это все равно была не лучшая идея, – бесстрастно отзываюсь я.

Эхо голосов, веселый смех Пэм и звон столовых приборов свидетельствуют о том, что остальные все еще на кухне, и я ногой закрываю дверь в полутемный коридор. Поворачиваюсь к Бену лицом, замечая, как он опускает глаза от моих слов.

– Очень жаль, – роняет он. – Потому что я не могу перестать думать о тебе с той вечеринки.

– Правда? – Меня злит, что я произношу это с таким нетерпением.

Он берет меня за руку. Мы находимся в нескольких сантиметрах друг от друга, глаза у него темные в полумраке, царящем в комнате, взгляд напряженный. Мое сердце бешено стучит, меня колотит нервная дрожь. Не знаю, кто делает первое движение навстречу, но вдруг выясняется, что мы целуемся, его руки запутались в моих волосах, а мои ладони гладят теплую мягкую кожу его спины под рубашкой. Я не испытывала такого сильного желания со времен отношений с Каллумом. Я прижимаюсь к Бену всем телом, так что нас разделяет только одежда. Его напряженный член упирается мне в живот, а его зубы покусывают мои губы. Я не знаю, как долго мы целуемся, но в конце концов понимаю, что в комнате уже стало темно. Затем Бен резко останавливается, мягко отталкивая меня, так что я чуть не спотыкаюсь об одну из своих коробок.

– Прости, – выдыхает он, приглаживая свои волосы рукой. – Я не знаю, что на меня нашло.

Я хмурюсь, чувствуя неловкость.

– Бен, все в порядке. Я хотела, чтобы ты меня поцеловал. Я рада, что ты это сделал.

Я смотрю, как он подходит к окну, в свете луны, льющемся в незашторенное окно, его лицо кажется пергаментным. Его явно что-то беспокоит.

– Беатриса предупредила меня, чтобы я держался от тебя подальше, – говорит он в конце концов.

– Что?! – Я в шоке. Зачем Беатриса это сделала? Неужели я недостаточно хороша для ее брата-близнеца? – Почему?

Впервые я испытываю ярость по отношению к ней.

– Из-за твоей сестры-близнеца. Она сказала мне, что та умерла. Я так тебе сочувствую, Аби.

Я сглатываю комок, образовавшийся в горле.

– Спасибо. – Я умолкаю, понимая: что-то здесь не сходится. Я подхожу к Бену, стоящему у окна. – Но зачем ей делать подобные предупреждения?

Он поворачивается ко мне лицом.

– Она считает тебя слишком уязвимой после всего, что с тобой случилось.

Я хмурюсь, колеблясь между радостью от того, что Беатриса заботится обо мне, и злостью на то, что она сует свой нос в дела, которые ее не касаются.

– Она не знает, что со мной случилось.

– Конечно, не знает, – подтверждает он слишком поспешно. – Но знает, что ты многое пережила. Назовем это женской интуицией, наверное.

– Я достаточно взрослая, чтобы самой принимать решения, – огрызаюсь я.

– Я так ей и сказал, – бормочет он. Обхватив за талию, он притягивает меня к себе и заключает в объятия. Опускает голову, и я закрываю глаза в ожидании, желая… нуждаясь в том, чтобы быть ближе к нему.

Мы уже готовы снова поцеловаться, когда скрип двери заставляет нас отпрянуть друг от друга. Я уверена, что выражение лица с головой выдает меня Беатрисе, которая тенью