– Аби, – кричит Беатриса, обнимая меня за шею, как будто знает меня уже много лет. – С днем переезда!

Она смеется своим характерным звонким смехом. Затем разжимает руки и поворачивается к моему папе, чтобы представиться, и мне забавно видеть розовый румянец на его обветренной коже, когда она наклоняется, чтобы поцеловать его в щеку, сообщая, как она счастлива наконец-то познакомиться с ним.

Она указывает на мобильный в моей руке.

– Давай сделаем селфи. Нужно отметить этот день, – предлагает она, прижимаясь ко мне так, что мы оказываемся щека к щеке, плечо к плечу.

Я вытягиваю руку, стараясь направить камеру телефона так, чтобы запечатлеть оба наших лица, и нажимаю кнопку. Я делаю полдюжины снимков, прежде чем мы просматриваем их, смеясь над нашими скошенными глазами и глупыми выражениями лиц.

– Я могла бы сфотографировать вас вдвоем, если хотите.

Я поворачиваюсь и вижу Кэсс, стоящую немного позади нас, носки ее сандалий упираются в край тротуара, а руки она держит за спиной. Она краснеет, когда говорит это, но в выражении ее лица присутствует некий оттенок обиды, как у ребенка, который чувствует себя покинутым, потому что его лучшая подруга уделяет внимание кому-то другому. Я тепло улыбаюсь ей, но она не смотрит мне в глаза.

Каждый из нас берет из багажника машины по коробке, я веду папу в дом и наблюдаю, как его глаза удивленно расширяются, когда он рассматривает обширный коридор и большие помещения с высокими потолками. Я прослеживаю его взгляд, отчасти надеясь, что Бен окажется в одной из комнат. Беатриса подходит ко мне сзади, прижимая к себе одну из моих коробок, маленькую и продолговатую, – ту, в которой хранятся старые письма Люси. У меня возникает внезапное желание выхватить у нее эту коробку. Беатриса небрежно, словно прочитав мои мысли, сообщает мне, что Бена вызвали на работу.

– Он просил передать тебе: ему очень жаль, что он не может помочь, – говорит она, проскальзывая мимо меня и поднимаясь по лестнице. Я уныло шагаю за ней, с трудом удерживая свою коробку обеими руками и размышляя, не пытается ли Бен избегать встреч со мной.

Основная часть дня уходит на то, чтобы выгрузить коробки из машины и поднять их по двум лестничным пролетам в мою новую спальню, которую освободили от вещей Джоди, оставив лишь узкую односпальную кровать с железной рамой и провисшим матрасом, придвинутую к стене напротив створчатых окон. Рядом с ней – хлипкий сосновый комод и прикроватная тумбочка. На стенах цвета индиго видны места, где висели постеры Джоди, – она содрала их, оставив на синей краске следы от скотча, которым они были приклеены. Ковер цвета шампанского приобрел бурый цвет от того, что по нему постоянно ходили в обуви, а возле встроенного гардероба красуется сомнительное пятно в форме большого мотылька. Мое восхищение от переезда к Беатрисе, от того, что я наконец-то стану частью ее жизни, омрачается состоянием этой спальни. Помимо размера, она напоминает мне ту общежитскую конуру, которую мы делили с Нией во время нашего студенчества. При воспоминании о моей маленькой аккуратной квартирке в центре города, со свежевыкрашенными стенами и деревянными полами, меня охватывает чувство сожаления. Я бросаю коробку к ногам и распахиваю одну из створок окна, вдыхая свежий воздух в надежде вытеснить затхлый запах, оставшийся после Джоди.

– Я помогу тебе покрасить ее, – раздается у меня за спиной мягкий шотландский говор Беатрисы.

Повернувшись, я вижу, что она стоит в дверном проеме и обводит взглядом комнату, ее вздернутый нос сморщен в знак неодобрения. Ее кот, Себби, вьется вокруг ее ног. Она выглядит свежо и мило в своем винтажном чайном платье, даже после того как весь день таскала коробки, в то время как мои джинсы прилипли к ногам, а на белой футболке появилось серое пятно.

– Я недовольна тем, что Джоди была не в состоянии поддерживать здесь порядок. Я просила ее стелить брезентовые коврики, когда она работает над своими скульптурами, но она не уважает чужие вещи.

Я не могу не согласиться с этим и даю безмолвную клятву позаботиться об этой комнате, чтобы она вписывалась в этот красивый, эклектичный дом. Я смотрю на затейливую лепнину на высоких потолках; паутина свисает из угла, колыхаясь на сквозняке из открытого окна, и я знаю, что если нанести свежую краску и почистить ковер, то эта комната действительно станет моей.

Несмотря на недавние сомнения отца, по легкому румянцу на его шее, по смешку, который срывается с его губ каждый раз, когда Беатриса обращается к нему, я могу определить, что она ему нравится так же, как и мне. И, прощаясь со мной несколько часов спустя, он говорит:

– Думаю, ты будешь здесь счастлива, милая. – И обнимает меня. – Во всяком случае, это успокоит твою маму.

Я смотрю, как он шагает к машине – высокий, длинноногий, ему приходится согнуться почти пополам, когда он садится за руль, – и машу ему рукой, когда он отъезжает от тротуара и огибает угол, скрываясь из виду. Вдалеке я слышу вой сирены скорой помощи, пронзительный шум, так не сочетающийся с голубым небом, с безмятежным летним днем, и по спине у меня бегут мурашки, когда я представляю себе жизнь, которая висит на волоске, семью, которая может быть разорвана на части. Я никогда больше не смогу слушать гудки скорой помощи, не думая о той ночи, когда умерла моя сестра-близнец.

Мы сидим за столом, пьем вино, наши тарелки пусты, мы расслаблены и наслаждаемся обществом друг друга. Пэм как раз рассказывает нам о том, как столкнулась со своим бывшим парнем на вечеринке у Монти – он был в компании привлекательной и значительно более молодой девушки, – и тут входит Бен, по какой-то причине мы все замолкаем. В воздухе витает напряжение.

Его волосы слегка растрепаны из-за жаркого июньского дня, на нем свежая льняная рубашка, расстегнутая у воротника и открывающая загорелую шею, которую мне