Именно в ту ночь мы с Дарио впервые оказались так близко друг к другу. Иногда до нас долетали голоса толпившихся вокруг Вирджинии. Рация выкаркивала новости: магистрат поднимался пешком. «Ты должен держаться», – сказал мой отец Освальдо, они стояли в нескольких метрах от нас, Освальдо опирался о скалу. Я никогда не видела взрослого мужчину в слезах и с таким страхом во взгляде. Казалось, он проигрывал собственному росту, мощному костяку, которым всегда гордился. А еще я больше никогда в жизни не видела, чтобы мой отец так утешал кого-то.
Время от времени я смотрела в сторону карабинеров и Вирджинии, чтобы напомнить себе, что все это происходит на самом деле. Что этот ужас пришел туда, где мы с Дораличе в детстве играли в прятки, с перемазанными клубникой губами. Мы собирали ягоды в большие листья, сложенные в форме миски. Моему отцу это место казалось самым безопасным на свете. Куда безопаснее переполненного автобуса, который довез меня до моря и пляжа со всеми этими раздетыми отдыхающими. Там, внизу, казалось ему, опасности на каждом шагу. Вот только предал его именно родной лес.
Он растерянно обернулся. Иногда он слышал мои мысли. За те часы отец растерял все свои жизненные убеждения и теперь смотрел на меня так, будто я могла объяснить ему такую смерть.
– Человек, который напал на них, ехал верхом, у них не было шансов убежать, – сказал Дарио.
Он нашел тело девушки, в одиночку, в темноте. Он был потрясен, но не так сильно, как я. Долгие годы я снова и снова вспоминала о его силе той ночью у Круглого камня.
7
Еще один огонек двигался в нашу сторону. «Вот и магистрат», – сказал маршал. Он явно иначе представлял себе магистрата: женщина в джинсах и альпинистских ботинках быстрым шагом приближалась в нам в сопровождении карабинера. Здороваясь, Капассо назвал ее доктором. «Гримальди», – представилась она. Подойдя к Вирджинии, она застыла на мгновение, потом долго рассматривала ее с разных ракурсов. В тишине до нас с Дарио отчетливо доносились ее слова.
«Он не в себе», – сказала она маршалу.
С ее появлением все изменилось. Она велела накрыть девушек и не оставлять их одних. «Чтобы животные не растерзали».
Место преступления огородили, магистрат показала карабинеру необходимый периметр, он натянул ленту от дерева к дереву. Магистрат опросила Дарио возле Тани. Спросила, не была ли она еще теплой, когда он ее нашел, и не слышал ли он выстрелов в лесу во время поисков. Потом магистрат заговорила громче: «Будьте осторожны, – обратилась она ко всем, – преступник вооружен, терять ему нечего. И он может прятаться где-то поблизости».
Капассо попросил подкрепления, по рации сказали ждать карабинеров и полицейских со всего региона. Им предстояло искать Дораличе и убийцу. Агенты RIS[10] ехали из Рима. Та невероятно долгая ночь подходила к концу. Мучительное смятение внутри меня соседствовало с возбуждением: немыслимое происходило на самом деле.
– И как я не догадался… Оказывается, их застрелили из пистолета, – сказал Дарио, перелезая через ленту.
А вот мой отец все понял, но молчал. Охотник всегда узнает раны от выстрела. Те пятна крови не перепутаешь.
Нам надо уходить, оставаться здесь опасно. Я подошла к отцу, мне нужна была его защита. Порой я посмеивалась над его ружьем, но в тот момент оно меня успокаивало. Хорошо, что он взял ружье и к Круглому камню тоже.
Мы отправились к кемпингу, отец с Освальдо впереди, мы с Дарио следом. Я уходила все дальше от тела Вирджинии, но не могла отстраниться от него, такого неподвижного, такого бледного. Я не хотела верить, что девочки не могут встать, вернуться назад к утру, прожить по-другому последний день каникул. Ведь стоило бы им всего лишь немного задержаться в кемпинге, проспать лишние полчаса в палатке или просто пойти другой тропой. Любая мелочь – и они бы не встретились с ним. Я до сих пор не могу понять, как среди всех горных просторов они оказались именно в этой точке. Будто эта случайность сама назначила им встречу.
Нас догнал журналист, прибывший на место происшествия. Он жаловался на Гримальди, которая прогнала его при первой вспышке камеры. Ему тоже надо работать. Потом он начал сыпать вопросами: как мы оказались на месте происшествия? Не родственники ли мы погибших? Правда ли, что пропала еще одна девушка? Мы пытались удержать его подальше от Освальдо, тот старался идти быстрее, чтобы его не слышать.
На следующий день в Corriere Adriatico вышла статья с сомнениями по поводу компетентности Гримальди: можно ли поручать женщине, всего несколько лет проработавшей в магистратуре, работу со зверским убийством. Газеты и телевидение еще долго не оставляли ее в покое, даже после окончания суда.
Мы не пустили журналиста к Шерифе. Он ошивался рядом с кемпингом, что-то фотографировал, пытался выяснить, кто хозяева, но ему не сказали.
В то же утро Гримальди вернулась в прокуратуру и открыла дело против неизвестного, обвиняемого в убийстве и сексуальном насилии. Она зафиксировала данные пострадавших. Затем присоединила к досье отчет карабинеров, в котором говорилось, что «28 августа 1992 г. в 23:45 в отделение обратился Дамиани Освальдо и заявил об исчезновении его дочери Дораличе. Подруга дочери явилась вместе с ним. По словам Дамиани Освальдо, его дочь не вернулась к обычному времени в семейный кемпинг, расположенный в месте под названием Волчий Клык. В последний раз, когда пропавшую видели, она была одета в черные брюки и желтую рубашку с короткими рукавами. Патрульная группа выехала на место исчезновения. Там нижеподписавшийся маршал Капассо Андреа узнал, что в месте под названием Круглый камень было найдено тело девушки. Добравшись до места преступления, нижеподписавшийся обнаружил на земле тело в положении лежа на спине, с пятном крови в области груди. Погибшая была немедленно опознана как Виньяти Таня на основании удостоверения личности, оставленного в кемпинге, месте ее временного пребывания. На расстоянии около тридцати метров от тела Виньяти Тани было найдено второе тело, полуобнаженное, со следами пулевых ранений в грудь и живот. Предположительно, вторая убитая – Виньяти Вирджиния, сестра Тани, также проживавшая в Бомпорто (Модена). Следов пропавшей Дамиани Дораличе на месте преступления не обнаружено».
8
«Кто-нибудь знает, где находится ферма Триньяни? Сигнал поступил оттуда». Бригадир расспрашивал добровольцев и любопытных, толпившихся между «Домиком Шерифы» и кемпингом. Небо над Волчьим Клыком уже светлело, когда поступил звонок. «Поселок Колледоро», – уточнил он, раз никто не знал, где сама ферма. «Это соседняя коммуна в сторону Терамо, километров восемь, если не десять отсюда», – отозвался кто-то. «Я примерно знаю дорогу, – сказал Освальдо, – там спросим, где ферма». Он был готов выезжать.
Он выпил залпом свой кофе, приготовленный Шерифой, когда мы вернулись с гор. Сначала она плакала о Вирджинии и Тане, об их родителях, которые, вероятно, уже в пути. Потом опомнилась: ее дочь до сих пор не нашли. Она могла быть жива. Шерифа подошла к Мадонне Семи скорбей.
«Ты одна меня понимаешь, – взмолилась она. – Прошу Тебя, спаси ее». Какое-то время она стояла там. Сплетенные руки тряслись, беззвучный голос спрашивал: «Что Ты делаешь? Верни мне ее». Затем она снова начала механически двигаться. Принесла хлеб и ячменную кашу деду, накричала на журналиста, который выводил ее из себя.
Чаранго тоже пил кофе Шерифы, корретто с самбукой[11]. У Круглого камня он надолго не задержался. Маршалу Чаранго рассказал, что у него обычная вьючная лошадь, возит бидоны с молоком. Что лошадь простаивает, с тех пор как охромела. К тому же это не единственная лошадь в округе: другие пастухи тоже их держат.
В последний момент Чаранго подошел к «Альфетте», выезжавшей в Колледоро. Он знал, где живут Триньяни, он продал им ягненка на Пасху. Он объяснил бригадиру, где свернуть с предгорья, как найти ферму.
