– Ну, точно в Шарлотту превращаешься, детка. Смотри, даже стервозность проступает, – наиграннодраматично произносит он, прикладывая руку к груди. – Ты просто сердце мне разбила. Я-то думал, между нами любовь до гроба и ты рада моим прикосновениям в любое время дня и ночи. А ты… Ох, Чарли, дорогая, как я разочарован!

Под конец Джим сбивается и прыскает от смеха, не в силах держать серьезное лицо, когда несет такую чепуху. Однако ответить ему я уже не успеваю.

– Хорош там уже ворковать, голубки! – кричит Гарри с другой стороны старого сада. – Тащите сюда свои задницы, не все же нам работать!

– Работает он там, как же. – Я поднимаю глаза к пасмурному небу, но улыбка с губ так и не сходит.

– Конечно, работает. Стоит и душнит, как обычно.

Мы смеемся и наконец-то заходим за насквозь ржавые ворота. На мгновение кажется, будто мы прошли границу между мирами, – настолько здесь темнее из-за нависающих над нами крон старых деревьев. Пусть листья с них и облетели, местами обнажив длинные искривленные ветви, но очень уж те густые и раскидистые, да и деревьев много. Расти они в нашем саду, отец давно спилил бы все, а то и вырвал с корнем: он терпеть не может, когда что-то загораживает вид на звездное небо. Здесь же не только десятки высоких деревьев, но и остатки старых клумб, где когда-то наверняка росли цветы, и разросшиеся вдоль жалкого подобия каменной дорожки терновые кусты.

В саду было бы даже красиво, если бы не нависающий над ним дом, больше похожий на покосившуюся башню. Доски, которыми забили окна, кое-где уже отвалились, другие же покрылись мхом, а стены поросли густым плющом и затянулись паутиной. Готова поспорить, что если внутри не поселились отчаявшиеся бездомные, то там наверняка водятся крысы. И при мысли о них у меня по спине бегут мурашки.

Никаких городских легенд про Бугимена или маньяка с ножом я не боюсь, но крысы – совсем другое дело. Они-то, в отличие от остального, вполне реальны.

– И года не прошло, – сдавленно произносит Чейз, не оборачиваясь.

Склонившись над дверью, он пытается справиться с замком, но у него ничего не выходит: старая конструкция не поддается, а дверная ручка в виде едва узнаваемой морды грифона в один момент падает ему на ногу. Громко и неприлично выругавшись, обматерив и ручку, и себя, и дом, Чейз опускается на крыльцо и стонет от боли.

– Смотрю, трудитесь в поте лица, – с сарказмом бросает Джим и сам берется за замок: достает из сумки Чейза небольшой лом и просто сбивает его вместе с красивой фигурной ручкой. – А можно было просто не выделываться.

– А я говорил!

– Было бы гораздо лучше, если бы помалкивал, Гарри, – кисло бормочет Чейз, поднимаясь на ноги. – Уже б давно зашли.

На их словесные перепалки я уже несколько лет не обращаю внимания. Парни кричат друг на друга, ругаются и толкаются, когда затаскивают сумки в дом по старым ветхим ступенькам, а я только и успеваю, что смотреть по сторонам. За массивной скрипучей дверью скрывается настоящее царство старья и пыли.

Деревянная винтовая лестница покрыта таким толстым слоем, что он напоминает ковровое покрытие. А может, это просто мох, тут все равно темно и почти ничего не видно. Но силуэты высоких окон, сквозь которые едва-едва пробивается свет из-за приколоченных снаружи досок, я разглядеть могу. Да и двери внутри красивые – в верхней части раньше явно были стекла, возможно, даже витражи, сейчас же от них остались лишь мелкие осколки да крошка на полу.

Интересно, лестница нас выдержит или лучше и не пытаться подняться выше первого этажа?

Джим шуршит кожей потрепанной куртки, и спустя пару секунд пыльный холл освещает яркий свет фонарика: он выхватывает из темноты то раскуроченную мебель, то истлевшие тряпки, то создает жуткие тени на покрытых уродливым цветочным узором обоях. Повсюду желтые пятна и ржавые подтеки от воды – если вдруг ночью пойдет дождь, мы точно промокнем, крыша-то явно протекает.

– Ночка будет веселая, – произносит Джим иронично, пиная в сторону упавшую откуда-то сверху доску и проходя к дверям. – Пойдемте хоть осмотримся.

– Уже трясешься при мысли о призраках, Чарли? – усмехается Чейз.

– Только при мысли о том, какую рожу ты скорчил, когда тебя взгрела дверь, – хмыкаю я в ответ. – От смеха.

Друг бубнит что-то себе под нос и идет за Джимом.

Честно говоря, я думала, атмосфера здесь будет куда более зловещая: старые картины, возможно, какие-нибудь пугающие статуи, как в фильмах ужасов. Но нет. Все, что можно, из дома наверняка вынесли, остались только неказистые обломки да мебель, которая развалится, если до нее дотронуться. Хорошо, что мы прихватили с собой пару спальных мешков и скатерть.

Только, чувствую, устраивать вечеринку придется все-таки во дворе, иначе мы задохнемся в пыли.

Однако когда мы буквально проталкиваемся в соседнюю комнату, распихивая по пути остатки старых стульев и с трудом протаскивая тяжелые сумки через не до конца открытую дверь, становится легче. Здесь так же темно, зато пыли уже ощутимо меньше, и дышится легче. Судя по свисающей с потолка помутневшей люстре и огромной доске под ней, которая наверняка в прошлом была столом, здесь когда-то располагалась столовая.

– Хоромы были еще те, – присвистывает Гарри, глядя на люстру. – Выше подниматься будем?

Я с сомнением кошусь на тяжелую сумку в руках Джима и на сумку-холодильник, которую с трудом тащит вперед Чейз, и качаю головой.

– Хочешь переломать ноги – лезь, а нам и здесь нормально будет.

– Особенно если эта люстра нам на головы грохнется, – кивает Гарри. – Мы будем просто самыми везучими ребятами в Уотервилле. И в честь нас придумают новую легенду: четырех придурков прикончили злобные призраки старого дома. Попадем на первую страницу местной газеты!

– Я буду одним из этих призраков, если ты не заткнешься, Гарри, – фыркает Чейз.

Иногда кажется, что эти двое не могут и минуты провести спокойно: постоянно ругаются, подкалывают друг друга и цапаются, как дворовые коты. Только Джим их в узде и держит, время от времени оттаскивая в стороны и взывая к голосу разума. Так было всегда, сколько себя помню, еще когда парням было лет по десять-двенадцать, а Джим жил в соседнем от меня доме. Но я точно знаю, что это не так: характер у Гарри скверный, но с Чейзом они не разлей вода – тот пойдет за него и в огонь, и в воду.

Да за любого из нас, если