Ладонь скользнула по макушке девушки и застыла между его линией плеч и подбородком. Ближе к линии плеч. Алекса перевела взгляд за руку. Крупная жилистая шея и выпирающие ключицы, частично скрытые под тканью футболки, свидетельствовали о достаточно спортивном телосложении.
Алекса нахмурилась. Почему ее вообще волнует его телосложение? И эта небольшая родинка слева от кадыка.
– Ты… зависла, – тихо рассмеялся Паркер, отводя взгляд.
– Извини. – Алекса потерла переносицу. – День тяжелый. Наверное, лучше проводи, а то усну на скамейке в парке.
Паркер вышел из кофейни, дождался, пока девушка закроет дверь, и направился в сторону ее дома. Алекса медленно двинулась следом, продолжая попивать латте. Она уже не чувствовала горечи эспрессо или свежести мяты.
На языке крутилось множество слов для начала разговора, но остановиться хотя бы на одном она не смогла. Прохладный ветер обдувал щеки, откидывая маленькие прядки волос на затылок.
– Так сильно устала? – сочувственно обернулся к ней Паркер, зашагав спиной вперед. – Грустно без твоего сарказма.
– Да, завтра хотела съездить в лес – пофоткать, но теперь проваляюсь в кровати, – хмыкнула Алекса и опомнилась: – Будешь?
Она протянула ему пластиковый стакан, в котором осталось чуть больше половины кофе. Трубочку Алекса успела сгрызть, превратив кончик в неровную поверхность, но Паркер молча принял напиток.
– Извини, я трубочку сгрызла, давай открою… – Однако Паркер невозмутимо отпил из трубочки и слегка сморщился. – …крышку.
– Как ты пьешь это? – рассмеялся он. – Он же горький, только мяту и что-то шоколадное чувствую. Кошмар.
– Это старый айс-латте с мятой. – Алекса задумчиво крутила между пальцев трубочку, не решаясь отпить.
Паркер пожал плечами и пустился в рассуждения о сочетании вкусов. Алекса его не слушала, все ее внимание занимала трубочка. И мята с шоколадом.
– Алекса, – тихо позвал Паркер, – мы пришли.
Она подняла глаза от трубочки и через несколько секунд кивнула.
– Да, – наконец произнесла она чуть охрипшим голосом, но тут же прочистила горло. – Мне, наверное, пора. Спасибо, что проводил.
– Мне не сложно.
Паркер будто тянул время. Он стоял на месте, переминаясь с ноги на ногу, Алекса же внимательно рассматривала его. В свете фонаря лицо Паркера казалось задумчивым и… смущенным? Они оба молчали. Тишину ночного городка нарушали далекие радостные крики явно выпивших компаний и редкие машины.
– Что ж, я пойду? – решилась Алекса. – Эмбер меня заждалась.
– Да, конечно. – Паркер взъерошил волосы. – Я тебя задержал.
– Пока? – будто спрашивая разрешения, тихо проговорила Алекса.
– Да, до встречи. – Паркер улыбнулся.
Он стоял неподвижно, пока Алекса не открыла дверь подъезда. Лишь после этого развернулся и легкой трусцой побежал дальше по улице.
Алекса, не выпуская трубочку из пальцев, поднялась по лестнице. Только оказавшись перед входной дверью, она помотала головой, пытаясь прийти в себя. Затем тихо зашла в квартиру и, сменив черные кроссовки на тапочки, прошла в комнату, даже не включая свет. Поставила стаканчик на стол и тяжело упала в компьютерное кресло, неотрывно смотря на трубочку.
Дверь за спиной скрипнула, и по комнате зашаркали тапочки.
– Лекс, ты в порядке? – Эмбер коснулась ее плеча.
– Да, – вздохнула Алекса и включила настольную лампу, продолжая сверлить трубочку взглядом. – На самом деле, не знаю.
– Что случилось? – Эмбер присела на подоконник рядом со столом.
– Сегодня было просто ужас как много людей, и я смертельно устала. – Алекса распустила пучок волос, и пряди хлестнули ее по спине.
– Нет, не то. – Эмбер прищурилась. – Что-то не так. Ты какая-то не такая.
– Правда? – Алекса саркастично выгнула бровь. – Что же со мной, доктор?
– Подожди минутку. – Эмбер всмотрелась в ее глаза. – Паркер сегодня заходил?
– Ну да, но после закрытия. – Алекса опустила взгляд и заправила прядку за ухо. – Он на пробежке был и решил меня до дома проводить.
– Скажи, почему ты краснеешь каждый раз, когда речь заходит о нем? – Эмбер сменила тон на самый мягкий и обволакивающий, какой только смогла подобрать. – Может, у тебя сердце при виде Паркера чаще стучит, дыхание сбивается, смущаешься и не можешь перестать о нем думать? Даю три секунды, отвечай!
Алекса невольно задумалась. Перед глазами проплыл сегодняшний вечер. Серо-зеленые глаза со светлыми нитями на радужке, сплетающимися в узор, похожий на солнечные лучи. Крупные завитки кудрей на недлинных каштановых волосах. Светлая улыбка с полукруглыми морщинками в уголках губ. Родинка на шее и выпирающие ключицы. Мягкий, словно плавящийся теплый шоколад, голос, прозвучавший в ушах.
Сердце действительно забилось чаще. Алекса приоткрыла губы, хватая воздух, но так и не ответила. Она подняла взгляд на подругу. Эмбер сидела с широкой улыбкой на лице и светящимися глазами.
– Ты на него запала, – качнула она головой.
Алекса хотела возразить, но с губ сорвался лишь слабый выдох. Глаза Эмбер на мгновение расширились, и она прикрыла губы ладонями.
– Подруга, да ты по уши влюбилась. – Эмбер поджала ноги, обнимая колени.
– Эмбер, не придумывай, – прошептала Алекса и опустила голову.
– Я не придумываю. – Эмбер спрыгнула с подоконника и лишь у двери закончила: – Я это вижу, милая.
Она почти беззвучно закрыла за собой дверь, оставляя Алексу наедине со своими мыслями. А они путались, крутились бешеным ураганом в голове, не пытаясь успокоиться.
Алекса задумчиво взглянула на трубочку. Поверх следов зубов и остатков ее бальзама остался отпечаток губ. Едва заметный, почти невидимый. Вредная привычка жевать трубочки. И тот факт, что Паркер спокойно пил из этой трубочки, сводил ее с ума.
Алекса резко схватила стакан со стола и, крепко обхватив злополучную трубочку губами, в несколько глотков допила напиток. И не важно, кто пил из нее. Не важно, кто прикасался губами к обгрызенному мягкому пластику.
Ей все равно.
Алекса быстро облизнула губы. Шоколадный бальзам масляным привкусом остался на языке. Она потянулась к бутылке с водой, но, сделав глоток, тут же отставила ее.
Пропустив поход в душ, Алекса скинула рабочую одежду на стул и почти с разбега упала в кровать. Укутавшись в одеяло с головой, рвано выдохнула. Она запретила себе думать о нем.
Но когда она уже погружалась в полудрему, в голове прозвучал голос Эмбер: «Подруга, да ты по уши влюбилась…»
Утреннее солнце нежными лучами коснулось бледной щеки спящей девушки. Оно скользнуло по подушке, подбираясь к глазам, и окрасило разметавшиеся по кровати шоколадные кудри в рыжеватый оттенок.
Алекса открыла глаза и обвела комнату взглядом. На столе все еще стоял стаканчик с обгрызенной черной трубочкой. Алекса молнией вскочила с кровати и, подлетев к столу, яростно схватила дурацкий стакан – и швырнула его в пакет с мусором.
Внутри протестом бурлила бессмысленная злоба. Она толком не понимала, на что или кого злится. Она подняла руки, глубоко вдыхая, и расслабила их, опуская обратно. Стало чуть легче. Злость отступила.
Алекса вышла из комнаты. С кухни тянулся сладкий аромат панкейков и кленового сиропа. У плиты стояла тарелка со стопкой мягких пышных блинов, а рядом, напевая песню из заставки очередного сериала, пританцовывала Эмбер.
Красные волосы были замотаны тюрбаном на макушке, а поверх домашней футболки и шорт красовался фартук с улыбающейся собакой. Эмбер обильно поливала несколько мягких панкейков сиропом, но, заметив движение в коридоре, подняла голову.
– Доброе утро! – Она поставила на стол тарелку с завтраком и кружку зеленого чая. – Панкейки?
– С удовольствием. – Алекса подцепила несколько штук вилкой и плюхнула их на свою тарелку.
– Насчет нашего вчерашнего разговора… – как бы невзначай начала Эмбер с едва скрываемой улыбкой.
– Даже не вздумай, – оборвала ее Алекса, усаживаясь напротив. – Твои догадки меня не запутают.
– Ты сначала в себе распутайся, я уж потом тебя запутаю. – Эмбер качнула вилкой с кусочком панкейка в сиропе. – Почему ты так к этому относишься? Влюбиться не значит проявить слабость.
– Эмбер, ни в кого я не…
– Лекс, брось. Мы три года живем вместе. – Эмбер смягчила сладость сиропа чаем без сахара и продолжила: – Я видела тебя в печали и радости, в болезни и здравии. Ты никогда не была такой. И если уж говорить прямо, ты с первой вашей встречи обратила на него внимание. А когда он зашел к нам на ужин, – Эмбер фыркнула, – да ты весь вечер краснела не от вина.
