Он дождался рождения двух внуков, сыновей Джеми, крепких и здоровых в отца, вполне способных вести Ферму, когда сам Джеми состарится и начнет заниматься пустяками. Дождался он и дня, когда его высокомерная дочь Джейн вышла замуж за богатого и окруженного тайной доктора Трефьюзиса и переселилась в «Замок Трефьюзиса»; но вот как-то домашние услышали лай овчарок, и Мария, бросив детей, вне себя от страха, кинулась на этот лай и в дальнем конце сада нашла Полковника — он лежал под деревьями на спине, мертвый.

Сразу за огородом, на холмике у ручья, приютилось крошечное кладбище — оно возникло еще в те времена, когда в Округе не было муниципального кладбища, и Полковник почитался здесь первым землевладельцем. Там под сплошным ковром барвинка лежала его жена Сюзан и еще с десяток мужчин, женщин и детей, умерших в те дни, когда край еще не был тронут цивилизацией. Здесь же похоронили и Полковника, на его собственной земле, в ста шагах от привольно раскинувшегося белого дома, на краю сада, который он так любил. Вместе с ним похоронили и восемнадцатое столетие, которому давно вышел срок, но которое он каким-то образом умудрялся удерживать на свете. Джеми и девятнадцатое столетие вступили в свои права, ибо Джеми был продуктом девятнадцатого столетия, бестолкового, напористого, неотесанного и пылкого, в той же мере, что Полковник — восемнадцатого.

5. ПОЛЕЗНЫЙ ГРАЖДАНИН

К тому времени, как Джеми Фергюссону исполнилось тридцать лет, он стал большим человеком в Округе. К нему, а не к родному сыну Полковника, легкомысленному Джекобу, перешел авторитет старика. К тому же, Джеми сумел сильно упрочить этот унаследованный авторитет, обладая качествами, куда более отвечающими требованиям времени и настроениям общества, чем устарелая философия тестя. Барский скептицизм Полковника был совершенно чужд Джеми. Уж если Джеми верил во что-то, то верил безоговорочно, в нем не было и тени слабости — неизбежного спутника натуры, подверженной сомнениям, копанью в себе и умственным шатаниям. Как и Полковник, он лелеял мечту о прекрасном новом мире, только он постоянно добивался осуществления этой мечты, полагаясь при этом исключительно на силу своих рук и собственную энергию.

Полковник всегда оставался джентльменом. Он любил свою землю и не променял бы ее ни на какой город, но он не был, как Джеми, ее неотъемлемой частью. Джеми, для которого физическая деятельность была органической необходимостью, не мог, подобно тестю, стоять в стороне, окружив себя книгами и всякими диковинами, и лишь издали руководить другими. По своему характеру он должен был принимать участие во всем — в пахоте и молотьбе, в уборке хлеба и дойке коров. Ему необходимо было ощущение земли в своих больших веснушчатых руках. Полковник был помещиком, Джеми — фермером.

И это счастье, что судьба прислала на Ферму фермера, а не помещика, ибо, за исключением тех частей страны, где еще пользовались рабским трудом, помещичий уклад к тому времени, как умер Полковник, почти везде отжил свой век. После прочтения завещания стало ясно, что старый философ прекрасно понимал, что жизнь, которая текла когда-то на берегу Чесапикского залива и которую он так любил, безнадежно обречена. Даже здесь, в этом новом краю, невозможно было и дальше жить красиво, предоставляя Ферму попечению других. Когда было вскрыто завещание, выяснилось, что он уже давно начал распродавать понемногу свои земли в восточных штатах, чтобы иметь возможность вести привычный образ жизни. Верховые лошади и слуги — пусть даже это были наемные работники, сидевшие за одним столом с хозяином, — стоили денег, а Ферма уже задолго до его смерти перестала приносить хороший доход.

Согласно завещанию Ферма доставалась Джеми и Марии, но для того, чтобы выплатить суммы, завещанные Полковником остальным своим детям, им пришлось заложить ее. В тридцать лет Джеми безраздельно владел фермой, о какой мечтал, имел жену, которую боготворил, и четверых детей, из которых старшему скоро должно было исполниться семь и которого пора было начинать учить.

В отличие от просвещенного Полковника, который полагал в душе, что образование вредно для естественного человека, Джеми, получивший довольно-таки скудные знания, относился к образованию с повышенным благоговением. (Сам Полковник со своими книжками и изысканной речью, с письмами по-французски, которые он получал от какого-то священника из Мексики, внушал ему глубокое почтение.) Собственно говоря, Джеми был своего рода символом преувеличенно-почтительного отношения к школам, интернатам и университетам, приведшего к тому, что на Среднем Западе во второй половине девятнадцатого столетия они стали расти как грибы. Создание этого несоразмерно большого числа учебных заведений было делом одного-двух поколений людей, которые, подобно Джеми, не имели в свое время возможности учиться и потому стремились предоставить максимальные возможности своим детям и внукам.

В двадцать лет Джеми вступил в жизнь, оставив всякую надежду на учение. Он умел читать и писать, прошел начальный курс арифметики и знал основы кальвинизма, от которого впоследствии отказался, как от лишней обузы. В своей скромности он и не подозревал, что самые значительные и самые надежные средства приобрести знания лежат в нем самом. Не подозревал, что его страстная любознательность и жажда знания могут дать ему больше, чем все профессора и школы.

Он создал свой собственный курс обучения, внимательно штудировал книги, газеты, статьи по биологии, химии и ботанике — всему, что относилось к земле, столь любимой им. Те немногие часы, которые оставались у него от многотрудной работы по Ферме и от воспитания многочисленных детей, он посвящал чтению и читал все, до чего только мог добраться. Его страсть к знаниям была подобна болезни. В своих областях — земледелии, садоводстве, пчеловодстве и животноводстве — он обладал знаниями и опытом, весьма полезными и в Округе непревзойденными. Наивысших успехов он достиг и в те времена, когда еще не было ни государственных опытных станций, ни агрономических факультетов. Под его руководством Ферма Полковника превратилась фактически в опытную станцию.

И все же гражданская совесть, никогда не позволявшая ему забыть свой долг перед государством, которое он идеализировал ничуть не меньше, чем Полковник, только совсем по-иному, постоянно толкала его заниматься проблемами образования. Когда его первые дети достигали школьного возраста, вопрос разрешался посредством странствующих учителей — практика малоудовлетворительная с точки зрения общественной и приносящая весьма пестрые результаты. Несколько живущих по соседству фермеров объединялись и нанимали человека — когда молодого, когда старого, в большинстве