И кувыркаются, и пляшут,

И песню выведут до слез,

С утра как будто землю пашут,

А к ночи вновь: прощай, колхоз.

Сперва до капельки узнают,

Кого и кто с дороги ждет,

И так на картах нагадают,

Что все с мечтами совпадет.

Но ковалей на целом свете

Им равных нету: первый сорт!

И если кузня ночью светит,

То, значит, там колдует черт,

И раз иконка за кибиткой

С Святою Троицей висит,

Бродягам этим тоже скидка,

Выходит, так им Бог велит.

А тех князей, что появилось,

Опять у них на целый век,

Так ведь и русских расплодилось,

А рома – тоже человек.

И всех потом их пометут,

Которых новыми зовут.

7

Но не такие же кибитки,

Что даже лифчики в шатер

С трусами рваными в раскидку

Влепились явно на позор.

А людям кажется – ковер.

– Так это, значит, ты, Егор?

Куда ты это разогнался…

И кто воткнул тебе перо?

Егор пристыженно признался,

Кнутом пошаркав: «Шелоро».

– В такое время и надумал

Опять за ветром кочевать…

– Я не за ветром, а за кумом:

Приказ – тебя с собой забрать.

Снижалась стая на лугу.

– Спасибо, рома. Не смогу.

8

– Как распустили наш райком,

Так и запахло бардаком.

Недаром умер генерал,

Да ты и этого не знал?

Все дни, о чем еще не зная,

Томилось сердце Будулая,

Но весть внезапна и остра.

– Давайте сядем у костра.

Шумит над степью листопад,

Под облаками, как обычно,

Вожак в дорогу грозно кличет,

И стаи стонут, но летят.

В кустах шиповника, как в ранах,

Курганы древние стоят.

Горит костер. Но ветераны,

О чем-то думая, молчат.

Бывало, только лишь завьется

Огонь из веток в три кольца,

Уже вино в стаканы льется

И взрывам смеха нет конца.

9

– Мы раньше знали про диверсии

И как их нам разоблачать,

Теперь про спикера и конверсии,

А их с рублем не обвенчать.

Теперь и жизнь не в том количестве,

Бери хоть факт, хоть аргумент,

Считаем деньги мы на тысячи,

А их хватает на момент.

Нет и гвоздя без самогона,

Но все ж я так и не привык,

Как без налога по закону

Теперь зовется змеевик.

Как наглядишься голых за вечер,

Так до утра – как наяву.

Что ни кобель у нас, то Ваучер,

Бычка я Бартером зову.

И все же тот, кто эти версии

Придумал, тоже был не глуп:

Как баба в духе, то конверсия,

А как ты выпил, то отлуп.

10

– Я каждый год весну у брата

Встречал в Крыму всегда зимой,

И по дороге там, за Ялтой,

Наш Селиванов, как живой:

С портретом памятник, который

Ему поставила жена,

Всегда цветы, а рядом море…

Теперь – чужая сторона.

И отмахнулся, наклоняясь,

Чтоб глаз никто не мог видать,

А может быть, намереваясь

Егору тему передать.

Но тот, упорно продолжая

Курай подбрасывать в костер,

Еще помедлил, не включая

Себя тотчас же в разговор.

А как включил – так без пощады,

Как будто тот, кого обрек,

Мог находиться где-то рядом

И слышать все до слова мог:

– Пока к Привалову спешили

Донцы, в какой-то коридор

Его кончаться положили

Всем Кислым Водам на позор,

Но быстро там свои порядки

С крутой Шелухина руки

И на начальство без оглядки

Установили казаки.

Далеких дней за ликом лики

Из тьмы выхватывал костер.

Поднялся молча и к кибитке

Своей направился Егор.

11

Минет не меньше трех рассветов,

Пока сверкнет из дымки Дон,

Да, но Егор в свою карету

Уже не очень был влюблен.

Навряд ли выживет до места —

Крива, горбата и худа, —

Не то что рядом – как невеста,

Стоит, красуясь, хоть куда.

А что за сварка, что за ковка!

А эта музыка рессор!

Ее не выплясать без толка

У наковальни. И Егор

Туда вернулся, где костер

Еще светился, раздвигая

Густую тень пятном курай,

И в том пятне, о чем-то зная,

Но никому не открывая,

Упорно думал Будулай.

Конечно, надо б до рассвета

На дальний путь позоревать,

Но и хозяину кареты

Егор не в силах не воздать.

Как мастер мастеру, при этом

Былую ревность затая…

Он чуть не умер от ответа:

– Она, Егор, теперь твоя,

Ты только выведи оттуда

На свет железного коня.

А из кареты с лаской грубой:

– Обратно, рома, без меня.

12

Вокруг сверкала степь ночная

В мельчайших капельках росы,

То вспыхнут вдруг у Будулая,

То у Ожогина усы.

Как те же самые цигарки,

Еще зажженные в Кизляре

В виду седых Кавказских гор,

Чадят махрой с тех самых пор

Под их негромкий разговор:

– Что мастер ты ковать подковы

На всю Европу до Балкан,

На фронте было всем не ново,

На то цыган и есть цыган;

Что ты разведчик тоже вечный,

Я слова против не скажу,

Но как твою я вспомню свечку