Плюто набрался было решимости подняться, но опыт не удался. Пришлось снова сесть и, тяжело дыша, отдохнуть еще немножко.

— Вы уж, Тук-тук, помягче с альбиносом, — стал советовать Плюто. — Не знаю, как вы его заполучить хотите, и не знаю потому, что присоветовать, но только не вздумайте из ружья в него стрельнуть. Пораните его — закон нарушите, и я б, народ, на вашем месте поостерегся и не подранивал его больше, чем я смогу прикрыть. Уж до того он вам тут потребен — последнее дело под суд угодить, когда вот-вот своего добьетесь. Уж вы с ним полегонечку, чтоб ни ран, ни рубцов не осталось, а то еще заявит…

— Целехонек будет, — пообещал Тук-тук. — Я нежный буду с ним, как с новорожденным малышкой. Слишком мне альбинос требуется, чтоб стал я с ним грубить.

— Мне надо трогаться, — сказал Плюто, по-прежнему недвижим.

— А не жарко? — кивнул Тук-тук на иссушенную зноем землю.

При этом напоминании Плюто кинуло в жар. Он зажмурился, но прохладней оттого не стало.

— Слишком жарко, чтоб сегодня по избирателям ходить, — сказал он. — Ну как пить дать.

Посидели еще, наблюдая за Баком и Шо, возившимися с тяжелым автомобилем во дворе около дома, и Гризельдой, сидевшей на ступеньках крыльца. Манюни Джил все еще не было видно.

— Нам помощников только подавай, как альбиноса повяжем и сюда доставим, — сказал Тук-тук. — Думаю Манюню Джил и Гризельду тоже к рытью приставить. Была б тут Розамунда, вот бы кто помог. А ты как, не вырвешься ли к нам на денек-другой тоже покопать, а, Плюто? Слов нет, как буду тебе благодарен, сколько ты там ни нароешь.

— Мне, Тук-тук, с выборами вертеться надо, — покачал головой Плюто. — Другие-то кандидаты на шерифа, те день и ночь из кожи вон лезут. С избирателей глаз спускать нельзя ни на миг, публика-то ненадежная. Наобещает тебе свой голос, а не успеешь отвернуться — уже и другому обещает, только тот заявится. Эти выборы мне никак нельзя прохлопать. Обскачут меня, так жить не на что будет. Разве ж можно такую работу упустить, когда жить вовсе не на что.

— А сколько их, Плюто, с тобой тягается?

— На шерифа?

— Вот именно.

— На сегодняшнее утро набралось их одиннадцать, а к вечеру пара-тройка, глядишь, добавится. Настоящих-то кандидатов немного, потому как все мастера собирать голоса на них работают, надеются в помощники шерифа попасть. Похоже, к кому ни приди голос его просить, так избиратель тот скорей всего сам на какое-никакое место метит. Ежели к осени эти трудные времена не отпустят, кандидатов на должности в округе столько станет, что обыкновенных избирателей и не сыщешь.

Плюто отчасти усомнился, стоило ли ему покидать тенистые городские улицы, чтоб мотаться по фермам и жариться на солнце. Хотелось бы свидеться с Манюней Джил, но раз застать ее не удается, то не вернуться ли в город, а к избирателям по пути и не заглядывать.

— Урвать бы тебе, Плюто, часок, приехать через денек-другой да с нами вместе лопатой помахать. Вот бы и помощь. А копаючи, ты не забывай — у нас тут голоса три или даже четыре. Голоса ж тебе нынче позарез.

— Постараюсь выбраться к вам днями, тогда постараюсь и порыть маленько, ежели яма не очень глубокая будет. Не хочется лезть туда, откуда мне потом не выбраться. Альбиноса добудете, уж вам и не придется так надрываться. Притащите его, Тук-тук, и все заботы долой, останется прямо к жиле прорыться.

— Вот бы здорово, — сказал Тук-тук. — Пятнадцать лет рою, пора бы и порадоваться хоть малость.

— Альбинос жилу укажет, — сказал Плюто. — Ну как пить дать.

— Ребята в дорогу готовы, — подымаясь, проговорил Тук-тук. — Уж вечером мы непременно там будем. Я этого сплошь белого еще до зорьки повяжу.

Тук-тук зашагал по тропинке к дому, где уже поджидали сыновья. Он не оглядывался, чтоб проверить, поднялся ли на ноги Плюто, потому что сам очень торопился. А Плюто поднялся медленно и пошел тою же тропинкой, что и Тук-тук, промеж глубоких ям и высоких куч земли, к дороге, к своей машине, которую оставил там, напротив здешнего дома, двумя часами ранее. Он еще надеялся до своего отъезда повстречать Манюню Джил, но ее не было видно.

Когда Тук-тук с Плюто подходили к дому, ребята уже отдыхали. Шины были надуты на славу, и радиатор залит по самую пробку. Вроде бы все готово для поездки. Дожидаясь, пока отец соберется тронуться в путь, Шо, свертывая самокрутку, присел на подножку автомобиля, а Бак на крыльцо подле жены. Он обнял ее, а Гризельда стала ерошить ему шевелюру.

— Идет-таки, — сказала Гризельда, — но чтоб готов был в дорогу, непохоже.

— Ребята, — произнес Тук-тук, усаживаясь на колоду передохнуть, — пора подыматься — и за дело. Надо этого сплошь белого еще до завтрашней зорьки повязать. Ежели только он в наших краях, то как раз поспеем, а может, и того раньше захватим.

— А потом, пап, как доставите его, так стеречь придется? — спросила Гризельда. — Не ровен час черномазые захотят его умыкнуть, коль прослышат, что у нас колдун завелся.

— Придержи язык, Гризельда, — сердито ответил Тук-тук. — Тебе ли не знать, что я против суеверий, колдовства и всего такого прочего. Мы к делу подходим по-научному, колдовства я близко не подпущу. Чтоб на жилу напасть, научный нужен человек. Сколько черномазые ни треплются про колдунов, а сами не слыхать чтоб самородков нарыли. И не нароют. А у меня с самого начала дело поставлено по-научному. И придержи язык, Гризельда.

— А откуда-то черномазые берут самородки, — сказал Бак. — Я не раз видал; из здешней ведь земли выкапывают. Они б, узнавши, что альбинос в округе объявился где поблизости, его бы заполучили, отловили б, да страх их разбирает за ним гоняться.

Тук-тук отвернулся, уставши спорить. Все уже решив наперед, он, переутомившись за целый день работы в глубокой яме, не имел сил внушать свою точку зрения. Потому и глядел в сторону.

День шел к концу, но солнце будто и не покидало зенит, жара по-прежнему пронизывала все окрест.

— Не взыщите, народ, что я этак с места в карьер срываюсь, — сказал Плюто, посиживая в тени на крыльце. — Целая ж урна голосов отсюда и до шоссе, и мне их до вечера все перебрать надо. Что проку откладывать? Оттого и ношусь по самой жаре.

Шо и Бак посмотрели на Плюто, переглянулись с Гризельдой и расхохотались. Плюто и внимания не обратил бы, если б они не смеялись так долго.