— Приятель мне сказал, что видел на днях альбиноса, — сообщил Плюто. — Ну как пить дать.

— Где? — вскочив, задал вопрос Тук-тук. — Где видел? В наших краях, а, Плюто?

— Приблизительно в южном конце округа. Не так чтоб далеко. Добраться туда, взять его и с ним вернуться — отнимет часов десять, от силы двенадцать. Скорей всего взять его труда не составит, но невредно его связать маленько, прежде чем сюда поворачивать. Живет-то он на болоте, а ну как твердая земля ему по вкусу не придется.

Шо и Бак подошли поближе к дереву, под которым сидел Плюто.

— Побожись, что то альбинос, — сказал Шо.

— Настоящий, как божий день.

— Живой и ходячий?

— Приятель так мне говорил, — отвечал Плюто. — Ну как пить дать.

— Где этот теперь? — спросил Бак. — Мы его, по-твоему, спроста добудем?

— Не скажу, просто ль вам, народ, будет добыть его, ведь может статься, в уговоры придется вам пуститься, чтоб пошел он на здешнюю твердую землю. Ну да вы, народ, небось сообразите, как его сюда затащить.

— Мы его веревками свяжем, — сказал Бак.

— Я вслух таких советов не давал, но, гляжу, сами вы, народ, угадали, про что я думал. Как правило, я не даю советов нарушать закон, а если на то намекаю, так надеюсь, вы, народ, меня к делу не примажете.

— Какого он роста? — спросил Шо.

— Приятель не говорил.

— Хватит росту, чтоб был прок, так я полагаю, — сказал Тук-тук.

— Ну ясно. Тут же ведь не рост решает, а то, Тук-тук, что он сплошь белый.

— Как его звать?

— Приятель не говорил, — ответил Плюто. — Ну как пить дать.

Тук-тук отломил двойную порцию жевательного табаку и вздернул подтяжки. Стал вышагивать туда-сюда в тени, не замечая ничего, кроме земли у себя под ногами. Он так разволновался, что не в состоянии был усидеть на месте.

— Ребята, — сказал он, вышагивая туда-сюда перед ними, — у меня снова жар от золотой лихорадки. Идите к дому, отладьте автомобиль перед дорогой. Чтоб шины были накачаны туго-натуго и чтоб воды в радиаторе полно было. Мы немедля в дорогу трогаемся.

— За альбиносом, пап? — спросил Бак.

— Дурацкий, сынок, вопрос, — прибавив шагу, сказал он. — Лопни мои кишки, мы до него доберемся и этого сплошь белого сюда доставим. Но никаких колдовских штучек и близко не позволим. У нас все пойдет по-научному.

Бак сразу зашагал к дому, а Шо задержался.

— Как быть, пап, с кормежкой для черномазых? — спросил он. — Черный Сэм говорил в обед, у них в доме ни мяса, ни крупы не осталось, а Дядя Феликс говорил, у него в доме ничего сегодня и на завтрак не было. Уж так они просили тебе передать — как бы им что на ужин получить. Вид-то у них совсем голодный.

— Слушай, сынок, объяснять тебе не надо, что мне недосуг заниматься черномазой едой, — отвечал Тук-тук. — Какого черта в стуле приставать ко мне, когда я поверх головы занят и собрался за альбиносом? Уж пока он с болота не смылся, мы его обязаны взять. А Черному Сэму и Дяде Феликсу скажи: я их чем-нибудь съестным снабжу, как только мы альбиноса разыщем и сюда притянем.

Шо все равно не двинулся с места, выжидательно поглядывая на отца.

— Черный Сэм говорит, он забьет мула, на котором пашет, и его съест, если сразу кормежки не получит. Утром пузо мне свое показал, пустое, совсем под ребра втянуло.

— Скажи-ка Черному Сэму, что, если мула убьет и съест, ему от меня достанется по первое число, пока жопу его не располосую, не отпущу. Очень мне надо ломать голову над жратвой для черномазых в эдакое-то время. Пусть Черный Сэм заткнется, старика мула не трогает, а пашет себе под хлопок.

— Я передам, — сказал Шо, — но все равно он твердо настроен мула съесть. Говорит, такой голодный — сам не знает, что еще в голову взбредет.

— Ты ему мои слова передай, а я с ним займусь, когда мы альбиноса повяжем.

Шо, пожав плечами, последовал за Баком к дому.

В другом конце поля два негра пахали целину. Возделываемой земли осталось на ферме совсем уже мало. Акров пятнадцать-двадцать было усеяно ямами глубиной от десяти до тридцати футов и двойной против того ширины. Целину расчистили этой весной, чтоб посеять хлопок, набралось ее двадцать пять акров. А то бы в этом году не хватило пригодной земли, чтоб дать работу двоим издольщикам. От года к году, с прибавлением ям, посевной клин уменьшался. Возможно, ближайшей осенью придется начать рытье целины или же копать вплотную к дому.

Плюто отделил новую порцию жевательного табаку от длинного желтого брикета, который держал в кармане брюк.

— Отчего, Тук-тук, вы, народ, решили, что в этой земле золото есть? — спросил он при этом. — Роетесь вдоль и поперек лет пятнадцать подряд, а ведь, народ, на жилу так и не напали?

— Теперь недолго ждать, Плюто. С этим сплошь белым кудесником жила наверняка откроется.

— Но отчего вы решили, что на этой вашей ферме золото есть… Все окрест перерыли, а на жилу так и не напали. От наших мест и до Саванны только и разговоров, что про находки золота, но его самого я ни разу не видал.

— Тебя, Плюто, попробуй убеди…

— Не видал, — произнес Плюто. — Ну как пить дать.

— Правда, я не совсем еще нашел жилу, — продолжал Тук-тук, — но мы впритык к ней подобрались. Я всеми косточками чую, мы на подходе. Папаша мне мой говорил, что в этой земле золото есть, и чуть не вся Джорджия про то же мне говорила, и на прошлое рождество откопали ж ребята самородок не меньше яичка. Вот мне и подтверждение, что золото тут под землей есть, и, пока жив, я его найду. И не собираюсь поиски бросать. А найдем альбиноса и повяжем, так наверняка на жилу нападем. Черномазые без конца копают, золото рыщут по всему краю, даже, я слыхал, под Огастой, а уж это верный знак, что золото где-то есть.

Плюто напряг рот и выстрелил золотисто-желтой табачной жижей в ящерицу, сидевшую в десяти футах от него под корягой. Плевок был точен. Пунцовая ящерица куда-то юркнула; глаза ей язвила табачная жижа.

— Не знаю, не знаю, — проговорил Плюто, через мыски своих ботинок приглядываясь, куда бы направить следующий плевок табачной жижи. — Порой мне кажется, пустая трата