Мне доводилось играть в пейнтбол, доводилось брать в руки и стрелковое оружие. Цикада лично учил меня с ним обращаться, но как проверить на деле, какой с меня стрелок? Может быть, подстрелить Тенгиза так, между делом, нечаянно? Ну, типа, я плохой стрелок. Целился-целился, но всё равно не туда попал.

В конце концов мы с Тенгизом, расположившись на крыше блиндажа, драконим вязку бананов. С нами и Плясун. Он бананы не любит, а чурчхелу на войну не подвозят. Их колонки Плясуна стрекочет Мэйби Бэйби. Думаю, Плясун врубил эту муть не без умысла, а по заданию Шумера. Тенгиз морщится и топырит уши, но ничего не расслышит. Я пытаюсь говорить с ним по-английски, но он воротит фейс. Утверждает, что его мама была полькой и потому английский язык он знает плохо. Врёт. Толкует об идеях Маркса, прикидывается воодушевленным. Артист. Обладай я решительностью моего брата Германа, пристрелил бы. «Бусь-бусь тебя в щечку, бусь-бусь. Бусь-бусь тебя в лобик, бусь-бусь. Бусь-бусь тебя в губки. Бусь-бусь тебя в носик»[82]. Но мне, Мякишу, на такое трудно решиться.

Под нами, в блиндаже, Шумер, Леший и Апостол совещаются о чём-то с не известным нам чуваком. Совещание длится уже с полчаса, и с каждой его минутой уши Тенгиза становятся всё длиннее, как у героя старого советского мультфильма, евшего заколдованные сливы. В конце концов, Апостол лезет из-под земли как какой-нибудь гном, манит меня пальцем, игриво подмигивая. Плясун врубает Мэйби Бэйби погромче. Ах, как весело! Колонка Плясуна радужно переливается и даже слегка подпрыгивает.

«Ты рассказывал про маму, рассказывал про папу

Рассказывал про бывшую, и что она шалава

Ты рассказывал как сильно бесят тебя давалки

Мы пошли в кинотеатр — ты пытался меня лапать»[83].

— Эй! — Тенгиз попытался ухватить меня за рукав, но я увернулся, проскользнул мимо него в узкий лаз, ведущий под землю.

В голубом свечении экранов трое наших гостей выглядят призрачными потусторонними тенями. Шумер сидит ко мне спиной. Леший — в полоборота. На лицо неведомого гостя падает голубоватый отсвет монитора, превращая его в мистическую мёртвую маску. В углу гудит генератор. Этот благостный звук напрочь заглушает Мэйби Бэйби и создаёт благодатную звуковую завесу для заячьих ушей марксиста Тенгиза.

— Я усну и вновь тебя увижу девочкою в клетчатом пальто. Не стесняясь, подойду поближе поблагодарить тебя за то, что когда на целом белом свете та зима была белым-бела, той зимой, когда мы были дети, ты не умирала, а жила, и потом, когда тебя не стало— не всегда, но в самом ярком сне — ты не стала облаком, а стала сниться мне, ты стала сниться мне[84], — громко, так чтобы перегудеть генератор, произношу я.

Незнакомец, приехавший вместе с Шумером, в изумлении таращится на меня. Знаком с творчеством Рыжего? Наши бойцы знают русскую поэзию — это прекрасно.

— А ты молодец, Тимур, — тихо произносит Шумер. — Ролик с танком «Дядя Стёпа» завирусился в сети. Сколько там просмотров, Расул? — добавляет он, обращаясь к Апостолу.

— Вчера было полмиллиона. Сегодня, может, больше. А видос с расстрелом — семьсот тысяч набрал.

— Мне нравятся Моцарт и Вивальди, поэтому мы тебя представили к награде, — тихо проговорил Шумер.

— О, майгадабал! Меня?! За что?!

— Ты прекрасный оператор, а твои ролики — добротный идеологический продукт, который работает на нашу победу. Эта война ведётся не только на смертных полях, где гибнут сотнями и сходят с ума, — Шумер внимательно и со значением глянул на меня, будто знал о вчерашнем нашем с Виталией разговоре. — Эта война ведётся и на медийном поле, где тоже есть и убитые, и безвозвратно покалеченные, и утратившие разум. И в этой медийной войне ты, Тимур, настоящий ас.

— О, майгадабал…

— Звезда Тик-Тока, — проговорил незнакомец, не отрывая глаз от монитора. — Вот смотри, Шумер. Их человек придёт к церкви. Вот сюда. Будет ждать тебя там. Вчера звонили с Маросейки. Информацию подтвердили.

— Когда придёт? — спросил Шумер.

— Об этом сообщат дополнительно, — уклончиво ответил визитёр.

— Дополнительно — не дополнительно — не важно. Важно — когда! Туман войны, вы знаете, что это такое? Весь N. вот уже полгода в серой зоне. И храм Великомученицы Варвары находился ровно на полпути между нами и немцами, но вчера хохол поддавил и теперь храм на их рубеже.

Шумер горячится. Глаза его блестят. Но на невыразительном, правильном лице визитёра не отражалось никаких эмоций.

— Зачем так горячиться? — говорит он. — Вы же сами сказали: туман войны, а это значит, что ситуация может в любой момент поменяться…

— …и человеку с Маросейки будет угрожать ещё большая опасность.

Визитёр улыбается.

— Человек с Маросейки, как вы его называете, — это бывалый человек. Уверяю вас, это хорошо обученный человек, — сказав так, визитёр как-то странно смотрит на меня и добавляет:

— Это достойный всяческих наград человек. Крови и смерти такой не испугается. Если что — выкрутится.

— Каждая война учит нас по-новому. Иными словами, все мы готовились к предыдущей войне, а к нынешней войне никто и никогда не бывает готов, — Шумер помолчал, а потом, оборачиваясь ко мне, добавил:

— В связи со сложившимися обстоятельствами, тебе, Тимур, персонально тебе, — повторил он с нажимом. — Особое и важное задание. О результатах будешь докладывать лично мне и только мне. Понял?

— Конечно!

— Надо говорить: так точно! — поправил меня Апостол.

— Расул, посмотри, что там делает наш друг Каценеленбоген…

Апостол приоткрыл дверь.

«Ту-ту-ту-ру-ту-ту-ру-ру

Ту-ту-ту-ру-ту-ту-ру-ру

Мэйби с deck’ой пенни борда

В школьной униформе эта детка — катастрофа

Селфи на iPhone’е щёлкнули с подругой

Личико, как будто обработали в Facetune’е

Гольфы до колена, как в футболе (Это я)

И ты знаешь — эта детка в форме

Жду удар за каждым поворотом (Punch)

Но забиваю только на учёбу»[85].

Визитёр поморщился, но Апостол быстро закрыл дверь снаружи. Наверху, за потолком, послышалась какая-то возня. Возможно, наш друг Тенгиз уже спятил, как его товарищи на смертном поле. Вспомнилось белое лицо Виталии, тёмный провал её рта, в обрамлении ярких губ, бездны её глаз…

О, майгадабал! Ну как я могу сказать по-другому, если глаза у неё действительно как две бездны без краёв и без дна?

— Виталия нуждается в присмотре, — внятно проговорил Шумер.

Я вздрогнул, сосредоточился.

— И не только в ней дело. Нам необходим мониторинг квадратов с двадцатого по двадцать четвёртый. Ежедневный, ежечасный мониторинг.