— Я не русский. Я американский коммунист.

— Меня тошнит… Сейчас вырвет… — предупредил я.

Голова тут же куда-то исчезла. Вместе с ней испарилась и моя дурнота. Вонючий смог так же постепенно рассеивался, открывая голубизну небес. Слух и ясность сознания постепенно возвращались ко мне, и я стал различать человеческие голоса.

— Его контузило, — сказал кто-то.

— Дайте ему воды…

— Лучше пыхнуть…

— Это же Мякиш. Он курит только вейп.

— Мякиш вообще не курит…

Цикада несколько раз являлся передо мной, и я узнавал его. Цикада ощупывал и тряс меня с таким видом, будто я его любимое дитя. Цикаду сопровождал огромный, голенастый тип в ботинках сорок седьмого размера. Это его курносое и улыбчивое лицо время от времени возникало передо мной. Это оно именовало себя Тенгизом и коммунистом.

Я охлопывал себя по бокам, щупал лицо, правой рукой щипал тыльную сторону левой ладони. Через несколько минут я осознал себя сидящим на краю траншеи ногами внутрь. До инцидента с землетрясением глубина канавы составляла около двух метров, так что я мог распрямиться в ней в полный рост и при этом моя голова не торчала над поверхностью земли. В настоящий момент подошвы моих ботинок касались дна канавы, по которому топтался озабоченный Цикада и его голенастый спутник.

— Не описайся. Артобстрел на войне обычное дело! Chore![68] Understood?[69] — проговорил спутник Цикады.

— Присмотри за ним, — проговорил Цикада. — Это ценный специалист — дроновод.

Коммунист уставился на меня с непонятным пока интересом.

— Drone! — взревел он. — Drone! Drone!!! The greatest weapon of this war!..[70]

О, майгадабал! Он ревел, как медведь во время гона, чудовищно, до неузнаваемости, коверкая слова английского языка. На его рёв явился Шумер. Прибежал бегом, весь на нервах, почти испуганный. Он хейтил коммуниста на хорошем английском, чем немало меня удивил. Впрочем, почти весь хейт Шумера проскочил мимо кассы, потому что коммунист ничего не понял, но всё равно слинял, подчинившись приказам разгневанного Шумера.

— Этот moron[71] никакой не американец. Он поляк, — проговорил Шумер. — Не связывайся с ним. Будет приставать — отшей.

Шумер пытал и колол меня взглядом, смотрел так, словно желал вывернуть наизнанку.

— Я тебя приставлю к делу, но смотри, чтоб без этого… как у вас говорят?.. Что б без факапа!

И он погрозил мне пальцем. Так грозит пальцем воспиталка в ясельной группе тому, кто систематически срёт мимо горшка.

— О, майгадабал! — воскликнул я, и собственный голос пробудил в моей усталой голове чугунное эхо. — Управлять дроном — моя мечта и единственное, что я умею толком делать!

Шумер некоторое время буравил меня взглядом.

— Есть проблема, с которой мы в лоб столкнулись, когда разворачивали массовую программу обучения дроноводов, — проговорил он после недолгого раздумья. — Оказалось, что обучить на мавик — довольно легко, обучить на FPV — долго и муторно, но вполне возможно даже серийно, а вот обучить на более серьёзную машину с кучей функций и режимов работы — это пуд соли съесть. Как ты относишься к «Орлану», например?

— СТЦ, когда делали «Орлан», поступили довольно просто — они директивно обрезали примерно восемьдесят процентов функционала, оставили очень ограниченный набор миссий. В итоге получилась машина, доступная для самостоятельного освоения. Пару лет назад я снимал Вилюйское нагорье летом, используя именно «Орлан».

— Ну и как?

Шумер продолжал буравить меня взглядом.

— Плохо. Комары, лесные пожары, гарью воняет. Но я справился. Машину не уронил. Съёмка получилась качественной.

— Часы налёта?

— О, майгадабал! Да сколько угодно! Я снимал и свадьбы.

— С «Орлана»?

— Для свадеб я использовал обычный мавик. Он помещается в чехол для фотоаппарата.

Выражение лица Шумера неуловимо изменилось. Он словно прикидывал чего-то.

— Ты… Вы… Кто твои родители? — проговорил он наконец.

— Мать — татарка. Отец — наполовину русский, наполовину еврей. А я…

— А ты?

— Я — русский мусульманин, так же, как и моя бабушка по отцу. Думаю, в моём случае человек волен выбирать, и я выбрал.

— Семейный бизнес? — настаивал Шумер.

Я припомнил и свою нервную, слишком впечатлительную мать, и брата Германа, и его мать, женщину с твёрдым мужским характером, и ту, другую женщину, слишком простоватую, на мой вкус, её забавный суржик. Брат говорил, что у неё тоже есть сын. Где-то на свете есть её сын…

А Шумер тем временем ждал моего ответа, и что-то же надо было ему говорить.

— Да какой там бизнес, — вздохнул я, и перечислил ему всех моих родных, не упомянув, впрочем, многочисленную татарскую родню матери. — Моя мать — вдова. Я у неё единственный свет в окне, вот она и тратится иногда мне на игрушки. Но «Орлан» я купил сам.

— А брат? Чем занимается твой брат?

— Он офицер. Капитан, кажется. Впрочем, такие, как он, не хвастают своими званиями.

— Лубянка?

— Нет. Маросейка.

Мой ответ не удовлетворил Шумера. Он принялся расспрашивать о другом брате. Пришлось объясняться. Шумера захайлайтил рассказ о похождениях отца. В результате моих объяснений он, по ходу, пришёл к выводу, что я действительно Мякиш, то есть сладкий мамкин пирожок или зашкварный думер.

— Было у отца три сына, — задумчиво проговорил он. — Старший славный был детина. Средний сын — и так и сяк. Младший… Эй, Цикада! Слушай сюда!..

Цикада всё это время хилял где-то неподалёку, и остался очень доволен, получив приказ об откомандировании (или конвоировании?) меня в подразделение дистанционной разведки.

Цикада выполнял при Шумере функционал порученца-ординарца, эдакой заботливой няни или клеврета, который постоянно озабочен состоянием желудка и носков своего деспота. Теперь на его ангельски-преданном, открытом лице появились новые оттенки воодушевлённой озабоченности: он решил заняться и моей судьбой тоже.

* * *

Местные называют это «лесом» или «посадкой». Посадка — это неширокая, метров пятьдесят в глубину, а то и меньше, вытянутая вдоль поля рукотворная роща. Деревья в таких рощах стоят правильными рядами, как солдаты на плацу. В такой посадке не заблудишься, не укроешься, но можно на короткое время затаиться.

Мы шагали друг за другом: впереди Цикада, следом я. Наш путь пролегал меж посечёнными осколками деревьями. Ставший мне привычным запах пороховой гари смешался здесь с чем-то муторно-сладким. Так пахнет в доме, где недавно умерла крыса, но я не хотел думать о плохом. Цикада утверждал, что в этой посадке находится отлично оборудованный и замаскированный пункт управления.

— Трупом пахнет, — внезапно проговорил он. — Кого-то не похоронили.

Цикада резко изменил направление движения, и я понял, что теперь мы ищем покойника, а не замаскированный опорник.

На рытье траншей я слышал разговоры, которые вели между собой бойцы. Я знал, что многие из пропавших без