Всё попрыгали кто куда. Шумер ревел:

— Огня не открывать!!!

Я, подмяв под себя Виталию, сполз в мокрую траншею, под покров свеженатянутой масксети. Некоторое время мы лежали, прижавшись друг к другу, она снизу, я на ней. Пикантность момента несколько портили надетые на обоих бронежилеты. Меня потряхивало от хохота, но она истолковала моё состояние на свой лад.

— А ты смелый… — пробормотала она. — Все боятся дронов, а ты…

— И я боюсь…

Я прижал её посильнее.

— Это очень трогательно… ты закрываешь меня своим телом… — проговорила она отстраняясь.

— Ерунда. На этом дроне нет мины.

— Откуда знаешь?

— Разбираюсь. Это крошка размером с ладонь. Разведчик. На нём только камера. Причём плохонькая. Это обычный мавик.

Мне хотелось выглядеть лихим и компетентным. Впервые в жизни я пытался хайповать перед женщиной. Обычно бывало наоборот. Женщины любят крупных, крепких, бородатых, щедрых. Я как раз такой. Был. И женщины не устраивали меня. Все. Я их перебирал, скучая. Так от безделья или в задумчивости иной мужик перебирает пряди собственной бороды. Ну а в этой-то я что я нашёл? Переносица и лоб в золотистых канапушках, пахнет почему-то ванилью, русская речь постоянно сбивается на суржик, а порой и на мову, губы высохли и потрескались. Очень мне хотелось облизать эти губы языком, но она могла бы принять моё глупое сладострастие за обычный хейт, и я сдерживался из последних сил.

— Тогда зачем… Ты спасал меня?… — пролепетала она. Щёки её мило зарделись.

— Мне нужна протекция. Просто скажи командиру, что я могу… я разбираюсь в дронах. Я даже подрабатывал. Снимал клипы на свадьбах. Клипы для Animal planet, Вилюйское плато, много чего ещё. В инсте мои видосики собирали до сотни тысяч лайков. Иногда мне за это платили. Я умею управлять дронами и посложнее, чем обычный мавик.

Отвратительный стрёкот винтокрылого шпиона утих в дали. Мы услышали дружественные матюки и возню наших товарищей. Громче других звучал звериный рык Шумера, отдававшего приказания. Он звал по имени мою Press, а мне так не хотелось её отпускать!

— Отпусти! — заверещала она.

— Сейчас, — отвечал я, нарочито неловко поднимаясь.

— Ты это нарочно! Тянешь время…

— Я? О, майгадабал! Вот видишь, я уже на ногах!

Я поднялся сам, подхватил её под мышки, приподнял. Она совсем ничего не весила. Ну, может быть, килограмм семьдесят, не больше. Вырвавшись от меня, она торопливо полезла на бруствер.

— У меня вечером учебные стрельбы, а потом мы могли бы встретиться.

— Теперь они ударят артой… такую канаву невозможно не заметить… — она смотрела на меня сверху вниз.

— Почиллим где-нибудь в уголке… — невозмутимо продолжал я. — Я покажу тебе свои видосики… В инсте я далеко не всё выложил.

— Ты мне не нравишься, — проговорила она тоном капризного ребёнка.

Свести всё к шутке? Я расправил плечи, распахнул руки. О, майгадабал! Жаль, что я не павлин с пышным хвостом. Будь я павлином с пышным хвостом!..

— Тебе нравятся бородачи…

— Не нравятся! — быстро ответила она.

— …точнее, ты привыкла к бородачам. Борода, скажу я тебе, дело наживное. Можно отрастить. Можно сбрить. Как пожелаешь. А в остальном… Магистратура вышки (это в Москве), четыре иностранных языка. Латынь и древнегреческий — мёртвые, зато английский и немецкий — вполне живые. Отдельная квартира в Москве. Никогда не был женат. Есть и другие достоинства. Ты присмотрись повнимательней…

Я всё лепетал о своём, но она уже торопливо шагала на голос Шумера, который матерно истерил где-то неподалёку. Ненавижу, когда орут. Не верю в настоящие истерики. Истерика вещь всегда управляемая. Иными словами, человек вполне может и не истерить, но почему-то всё равно истерит. Орёт матом, переходит на личности, хейтит долго и нудно, применяя к своей жертве неприятные эпитеты.

Девчонка влюблена в Шумера, это ясно. Я мог бы назвать его коротышкой-абъюзером, но я почему-то уважал Шумера и не хотел его хейтить даже в душе. Однако ревность весьма неприятное чувство. Терпеть такое трудно, а я и без того устал, прокладывая по дну траншеи пластиковую трубу неведомо зачем.

А я привык осмысливать свои поступки.

Тупое следование приказам не для меня.

О, майгадабал!

Куда же подевался мой препарат? Милосердный Герман, отправляя меня на фронт, не забыл сунуть в мой карман месячный запас обычных препаратов, которые я привык принимать в минуты тяжких раздумий. На сегодняшний день самая тяжёлая из всех моих мыслей именно о том, что произойдёт через три недели, когда таблетки кончатся. Доктор говорил о синдроме отмены, о необходимости длительного непрерывного приёма…

Я как раз совал пилюлю в рот, когда земля дрогнула под ногами и перевернулась. Так переворачивается сковорода, сбрасывая с себя подрумяненную котлету. Ослеплённый яркой вспышкой — грохота я не услышал, — я принял положение начинки сэндвича, меж слоями земли, не понимая толком, где верх и где низ. Я не успел испугаться, не смог подумать о спасении. Не успел запаниковать, потому что произошёл второй толчок. Меня подбросило и опустило на хорошо взрыхлённую первым взрывом почву. Вокруг царила прозрачная мгла. Я ничего не видел, кроме чьего-то огромного курносого лица, которое что-то мне говорило. Я тряс головой, тёр слезящиеся глаза, чихал. Ремарк прав: пороховая гарь пахнет отвратительно. Я разжал ладонь, поднёс к глазам грязную смятую облатку, в которой ещё оставалось полдюжины таблеток. О, майгадабал! Я не умер. Я выжил.

— Вот и мы теперь живём по Ремарку, — прокашлял я. — На западном фронте без перемен.

Незнакомое лицо заулыбалось. Я почувствовал, что снова поднимаюсь в воздух и принимаю вертикальное положение, при этом курносое лицо всё время оставалось передо мной. Оно как бы парило в дыму и всё время улыбалось. Наверное, именно так выглядит улыбка чеширского кота.

— Я — Тенгиз, — проговорило лицо.

Оно назвало ещё и фамилию, или то было какое-то не знакомое мне матерное слово?..

— Кто ты? — растерянно переспросил я.

— Я — коммунист, — ответило лицо. — Мы с тобой находимся в Украине. Здесь ты можешь увидеть заводы и шахты, мосты и линии метро. Линии метро есть в таких городах, как Харьков и Киев. Всё это построили в Украине коммунисты. В Украине есть река Днепр. На реке Днепр коммунисты построили несколько плотин. Плотины снабжают электричеством Украину и Европу.

— … надо говорить «на Украине». «В Украине» — это не по-русски… — пробормотал я.

Лицо заулыбалось ещё