– Милости прошу! – проговорила женщина, закуривая новую сигарету.

Рядом с кассой Авель заметил полупустую бутылку калифорнийского и полный бокал. Авель залюбовался богатым тёмно-багровым оттенком напитка.

– Рада, что вам надоел стиль «милитари», – продолжала продавщица. – Всё можно мерить. Вы оба счастливцы – носите самые ходовые размеры. Рейлы с мужской одеждой в правой части зала. Не стесняйтесь. Мы здесь стараемся не замечать войны и, кажется, у нас это неплохо получается.

Сказав так, она снова погрузилась в чтение гаджета. Авель застыл в нерешительности, в то время как Мириам отправилась в путешествие между рейлами. Скоро она скрылась из вида. Некоторое время до Авеля доносилось лёгкое позвякивание металлических вешалок.

– Как думаешь, Авель, не купить ли мне платье? – услышал он вскоре.

– Думаю, надо купить, – улыбнулся он.

– Синее?

– Ой, только не синее! Синий – цвет несуществующей демократии. Осточертело это лицемерие!

– Тогда белое.

– Думаешь, нам пора венчаться?

– Дедушка сказал после войны. И Яхоэль…

– Только вот не надо о Яхо сейчас. Он отличный боец, но в остальном…

– Не стыдно ревновать меня к ребёнку?

– Не такой уж он ребёнок. Семнадцать лет – уже не детство. Я в семнадцать лет…

Авель вдруг вспомнил Харьков, свой первый автомобиль марки «ауди», на котором он ездил, ещё не имея водительских прав. Свобода, ограничиваемая лишь необременительным недовольством отца. Тогда он закуривал где и когда заблагорассудится, позволял себе садиться за руль нетрезвым, не имея прав, не особо заботясь о возмездии со стороны государства, считавшего подобные поступки хоть и грехом, но не большим. В те времена самым большим и самым обидным наказанием для него являлся отцовский подзатыльник.

Снизу, от диафрагмы к горлу поднялся ком, который можно выдохнуть только со слезами. Ему стало трудно дышать. В попытке сдержать рыдание Авель схватился за горло. В глазах щипало.

Его вынесло наружу потоком сквозняка. Он сделал глубокий вдох – один, другой, третий. К привычному запаху прелой листвы примешивался знакомый ананасный душок.

– Яхо! – выдохнул Авель.

Мальчишка стоял перед ним навытяжку, как рядовой перед старшиной на плацу.

– Что ты делаешь здесь, Яхо?!

– Почему ты никогда не рад меня видеть? А ведь меня прислал командир. Он ждёт нас вместе с Мириам.

Сказав так, Яхо взялся за ручку двери, ведущей в магазин.

– Мириам сейчас занята, – подавляя раздражение, предупредил его Авель.

– Нас зовёт командир. Я должен её предупредить.

– Дедушка подождёт. Он будет только рад, увидев внучку в новом платье. Она будет выглядеть так, будто войны нет. Иерониму понравится.

– Но как же быть? К нам прибыл товарищ Кобальт…

– Кто?!

Но Яхо уже проскользнул в дверь, оставив по себе лёгкий цитрусово-ананасный шлейф. Мгновение – и он исчез между рейлами с одеждой. Авель снова остался наедине с бомжом. Мужик вытянул свои грязные ноги поперёк брусчатого тротуара. Обойти? Перешагнуть? Терзаемый странными сомнениями, Авель застыл на месте. Нищий поднял голову. На Авеля уставились знакомые глаза. Авель словно прозревал будущее, словно видел в зеркале себя самого лет эдак через тридцать. Сейчас Авелю меньше всего хотелось бы, чтобы кто-либо ещё разделил с ним столь интимное зрелище. Даже Мириам. Даже Саша Сидоров, которого он всё-таки смог полюбить.

Почувствовав и поняв его настроение, Мириам прошмыгнула мимо. Следом за ней прошагал, сотрясая пространство, Иннок Табачник. Авель всё ещё чувствовал лёгкий аромат ананаса. Ну конечно, Яхоэль! От этого нипочём не избавиться. Этому до всего есть дело. Он стоит за спиной, выглядывает из-за плеча, что-то там себе соображает. Сколько же фантазий у него в голове!

– Это твой ангел-хранитель? – произносит нищий. – Исправный старик. Хорошо исполняет свою работу. Вон каким молодцом ты стал…

– Что вы хотите? – растерянно вымолвил Авель. – Может быть, нужна какая-то помощь?

– Что хочу? Помощь? Сейчас? Русской водки. Да где же её взять…

Аромат ананаса усилился, сделавшись буквально нестерпимым, а Яхо прошептал в ухо Авелю:

– Этот человек говорит по-русски…

– Да что ты там понимаешь?! – взвился Авель. – Мало ли кто и что говорит! Откуда тебе знать? Ведь мы-то с тобой говорим на арабском, потому что ты других языков не знаешь. Где я возьму ему водки? Его надо сначала отмыть. Или ты хочешь, чтобы он полез в БМП к Шимону и Мириам в таком вот виде? Да Метин его убьёт! Чёртов турок чистоплотен, как кот! И что скажет на это командир?

– Командир как верующий человек одобрит твоё желание помочь собственному отцу. Вспомни правило пяти выше. Иероним учит вас придерживаться его и конечно же придерживается сам.

Нищий смотрел на них с интересом. Он вряд ли мог понять их диалог дословно, но общий смысл сказанного явно не был тёмен для него, а потому он просто протянул Авелю руку. Царственный, достойный Святослава Гречишникова жест. Авель отпрянул, но, сподвигаемый Яхо, преодолев ужас, уцепился-таки за отцовскую руку. Трудно дыша и шатаясь, Святослав Гречишников поднялся на ноги.

– Пойдём. Нас ждут отцы-командиры, – быстро проговорил Авель. – Ты всё расскажешь мне потом. Сейчас долг службы зовёт.

Силясь вымолвить что-то, Святослав Гречишников затряс бородой, навалился на Авеля. Авель пытался задержать дыхание, но ананасный дух победил нищенское зловоние.

– Пойдём, – повторил Авель.

– Тебе придётся отдать долг, – проговорил Яхо.

Чушь! Опять какой-то долг! Какое ему дело?!

– Этот человек носил тебя на руках, когда ты не мог ходить самостоятельно. Теперь твой черёд нести его, – проговорил Яхо.

Авель глянул вниз на изуродованные ноги отца, на израненные пальцы без ногтей, на стопы со следами ожогов. Его пытали? Где? Когда? Кто?

– Я ещё легко отделался. Просто пришлось отдать деньги. Все деньги, – прохрипел Святослав Гречишников. – А вот в Майами, к примеру, сразу резали. Кубинцы – это тебе не пидорасы какие-нибудь. Они другие люди. У них всё намного жёстче.

Авель вспомнил ров с расчленёнными трупами в соседнем городишке, наветы растрёпанного телеведущего. Господи Боже! Такое же могло с любым случиться! Боль жалости, пронзившая сердце, оказалась столь острой, что если б не Яхо, не устоять бы Авелю на ногах.

Нищий плакал, мычал, тряс спутанной бородой, но смотрел на них вполне осмысленно.

– Ты слева, я справа, вместе дружно, – скомандовал Яхо.

Они приняли Святослава Гречишникова на плечи, приподняли над землёй. Яхо оказался сильным и быстрым. Вынося Святослава