– Бинго, – шепнула мне на ухо Шарлин. Затем невозмутимо сказала (нужно ли упоминать, что она все говорила невозмутимо?): – Людям до смерти надоело, что Шарлин на свете всех умнее, вот я и приписала идею вам.

* * *

Мы прошли через гостиную. Потом через кухню, где у раковины стояла Лили – Ли. Шарлин отобрала у нее нож для колки льда с той же легкостью, с какой взяла Барби из рук дамы из Маклейна, а затем вручила его изумленному мальчику в белом пиджаке, который принес на кухню поднос с пустыми стаканами.

– Пойдемте, – сказала она и повела нас в комнату для шитья.

Шарлин так быстро говорила по-французски, что слов я разобрать не могла, но суть переговоров была ясна. Лили показала Шарлин оставшийся лоскуток белого шелка, и та, кивая, положила его в сумочку – вероятно, чтобы купить еще. Была извлечена катушка с резинкой, которая пошла на пояс для кукольных брюк, картонка с крошечными крючками – видимо, Шарлин предоставит и эти материалы.

Обсуждались цифры: сколько понадобится ткани, резинки, ниток. Сколько времени займет пошив. Сколько получит Лили. У меня плохая память на цифры, но, если не ошибаюсь, ей было обещано центов по двадцать пять за каждый наряд. А может, и меньше.

Бедняжка на все соглашалась – вежливо, даже охотно, но с покорностью, немного напоминавшей скорбь. Она поглядывала на тебя, словно бросая последний взгляд на тихую гавань, прежде чем ее унесет в открытое море быстрое течение французской речи и несгибаемая воля Шарлин.

– Я должна спросить разрешения, – вставила она по-английски. – У миссис Кейс.

Но Шарлин лишь отмахнулась:

– Я поговорю с Маршей. Она не будет против. – Потом повернулась ко мне: – Заберете готовые наряды? Скажем, в следующую среду? Сама я буду на встрече. Если привезете их ко мне, я организую доставку, соберу деньги. Куплю гостинцы. Обычно я заезжаю в больницу в субботу утром.

Конечно, я согласилась.

Шарлин выхватила Барби из рук дочери и отдала Лили:

– Это ей понадобится, милая. – И снова по ее манере (как ей это удавалось?) можно было подумать, будто кроме них с дочкой в комнате никого нет. – Ей нужна модель, чтобы все платья были одинаковые. И хорошо сидели.

Лили попыталась возразить:

– Я могу и так.

Но Шарлин уже все решила:

– Миссис Келли заберет мисс Барби, когда заедет за платьями. А пока давай она будет в командировке.

Шарлин театрально коснулась подбородка указательным пальцем и захлопала ресницами, будто о чем-то раздумывает. И хотя бледно-розовый лак идеально сочетался с помадой, я заметила, что ногти ее обгрызены под самый корень.

– Куда бы ей отправиться? Может, в Париж на съемки для модного журнала? Или в Нью-Йорк подписывать новый контракт? – Внезапно Шарлин взглянула на меня. Так, будто мы давние подруги и ей вспомнилась какая-то наша школьная проделка. – Я знаю! – сказала она, обращаясь к дочери, но продолжая глядеть из-под своих хищных бровей на меня. – Барби уехала на север. На тайное правительственное задание. Будет пить чай с Хо Ши Мином. Очаровывать его от лица свободного мира.

Я рассмеялась вместе с ней, потому что в этот момент и правда чувствовала себя ее давней подругой. Лили выглядела озадаченной, а у тебя в глазах стояли слезы. Сначала я подумала, что, кроме меня, этого никто не заметил, но потом Шарлин взяла тебя за подбородок – большой и указательный пальцы сложились в букву V – и приподняла твою голову, чтобы ты взглянула в ее зеленые глаза.

– Будь смелой, – прошептала она. Других вариантов не предполагалось.

Ты расправила хрупкие плечики, плотно сжала губы – Шарлин по-прежнему держала тебя за подбородок – и разгладила юбку своего золотого платья. Слезы, блестевшие у тебя в глазах, высвечивавшие, как мне казалось, их голубизну, будто вкатились обратно – по-другому не назовешь. Не упало ни одной слезинки.

Вот какой была ты. И вот какой была твоя мать. И вот как началось наше знакомство.

* * *

На следующее утро, пока я еще была в халате, доставили записку от Шарлин: плотная бумага, инициалы из трех букв на карточке и конверте. Красивым почерком, синими чернилами она приглашала меня к себе на ланч в одиннадцать часов.

Вилла располагалась за высокой оштукатуренной стеной, увенчанной колючей проволокой и битым стеклом, – мера безопасности, уже тогда встречавшаяся повсеместно. Думаю, ты помнишь. Я позвонила, к калитке подошел управляющий, он показался мне стариком, но подозреваю, что это было не так. Мы прошли мимо зеленой лужайки, точь-в-точь из пригорода Уэстчестера. В траве даже валялся мяч для уифлбола[7]. Пересекли портик. Саму виллу я помню смутно, в моем сознании она сливается со всеми другими виллами, которые я успела посетить за то короткое время, что провела во Вьетнаме, но больше всего мне запомнились гостиная – или, как ее называла Шарлин, салон – и ощущение блаженной прохлады после короткой поездки в такси по душным, шумным улицам.

Вокруг журнального столика сидели три женщины. Я с порога почувствовала аромат духов. Когда слуга проводил меня в комнату, Шарлин встала. На ней было блестящее хлопковое платье с открытыми плечами и квадратным вырезом, облегающее ровно настолько, чтобы напомнить мне, какая у нее спортивная фигура. Ее плечи были загорелыми и удивительно веснушчатыми – в прошлый раз я и не заметила насколько.

Я узнала даму из Маклейна, звали ее Хелен Бикфорд, ее муж работал в крупной строительной компании. Другую женщину, лет тридцати, звали Роберта. Ее муж, насколько я помню, работал в Информационной службе США. У Роберты были широкие бедра и полное лицо. Темные волосы с пышной укладкой. Ее белая блуза в тонкую черную полоску была не такой элегантной, как платье Шарлин или фирменные (как я вскоре узнала) розовые туалеты Хелен, и я перестала беспокоиться, что оделась слишком просто – на мне было синее хлопчатобумажное платье и белые туфли без каблука. Под слоем косметики лицо Роберты блестело от пота. Я ощутила симпатию к ней.

Шарлин представила меня как Тришу. В детстве я была Пэтти, в колледже – Пэтси, для коллег в детском саду – Пэт, для детей – мисс Риордан. Для отца – всегда Патриша. Я