ритуал святого причастия — в форме закупки в супермаркете «хлеба и вина», превращённых в божественные продукты, о сакральности которых по многу раз в день напоминает аутдор-реклама и индор-святилище — домашний телевизор. А для верности добавляет ещё и персональный складень — ноутбук, планшет, смартфон. Рутинное повседневное медиапотребление выполняет ту же функцию, которую когда-то выполняла вечерняя и утренняя молитва или намаз у мусульман: регулярной синхронизации. Только уже не с божеством, а с Современностью, упакованной в форме важных новостей, в курсе которых обязательно надо быть, чтобы не отстать от жизни. Рекламные ролики — это непрерывный рассказ о чуде, преображающем серую повседневность. Стоит лишь дотронуться до артефакта — продукта с нужным символом или образом, и к тебе прилетает волшебное существо, ангел; мир вокруг волшебным образом преображается и становится ярким и красочным. А потом, набрав полную тележку святых даров, вы идёте в кинотеатр, где вам показывают чудо — но это уже не история о крестном пути и воскресении, а волшебная сказка вроде «Пиратов Карибского моря», «Властелина колец» или «Гарри Поттера», где добрые сверхлюди торжествуют над злыми нелюдями.
— Я смотрел «Гарри Поттера», — проговорил Свист. — Мне не понравилось.
— А мне понравилось. Я смотрел с женой, — проговорил Карабас-Барабас.
При этих словах спина его неуловимо изменилась, приняв, как мне показалось, горестное положение. Да-да! Спина человека так же ясно выражает его чувства, как и лицо! Глядя на горестную спину Карабаса-Барабаса, я продолжал:
— Все мы до недавнего времени исповедовали одну религию. Это удивительная религия, в которой нет своей Библии, нет ни прошлого, ни будущего, ни начала времён, ни апокалипсиса, ни рождения, ни смерти. Есть тысячи прошлых — и все они являются сказочными киносюжетами; тысячи будущих — и все они тоже придуманы исключительно для вашего развлечения. В действительности же есть только Современность — и самой главной святыней выступает именно она. Доступ к ней строго иерархичен — новая коллекция одежды или новая модель смартфона выставлена на подиуме по премиальному ценнику, и за ней стоит очередь, при том, что все знают: через год она будет уже старой моделью, потому что выйдет более новая, и будет стоить в разы, если не в десятки раз дешевле. Но люди охотно платят эту премиальную цену, чтобы стать наиболее современными здесь и сейчас.
— Какого рожна ты всё это плетёшь? — возмутился Свист. — «У нас одна религия»! Не одна! Потому что я — украинец, а ты — москаль. Как ни умничай — всё равно москаль! Какой резон мне тебя слушать?
— Резоном, «объясняющей схемой» превосходства служит метамиф о технологиях. Где-то в трансцендентальной дали находятся сверхъестественные существа: Учёные, которые делают открытия, инженеры, которые превращают их в технологии, и компании, которые упаковывают эти технологии в масс-продукт для продажи; и вся эта фабрика чудес работает для тебя одного; ты — её заказчик и конечная инстанция, твой комфорт, удобство и удовольствие — то, ради чего она существует. Ты — царь мира и венец творения; не только видимый, но и этот невидимый мир волшебных помощников — твой, о потребитель. Разумеется, у тебя тоже есть обязательства. Ты должен откуда-то брать деньги, чтобы обменивать их на эти артефакты. Но, как теперь выясняется, не только это. Ты обязан всегда быть «на правильной стороне истории», исповедуя — публично, посредством того же складня для молитв (с надкусанным райским яблоком) — актуальный символ веры. Так вот…
— Так вот! — Карабас-Барабас снова обернулся. — Какой у тебя символ веры и какой у меня. Неужто одинаковые?
Пришлось соглашаться. Упс.
— Тот мир, что я описал выше, как раз таки сейчас пущен на слом. Потому-то и символы у нас разные. У меня пока устаревший, потребительский, а у вас…
Я хотел сделать им комплимент, просто так, на всякий случай. Зашквар так зашквар.
— У нас один символ — война, — проговорил Карабас-Барабас. — Верно, Свист?
— Соломаха, відпусти його! Який із нього ворог? Якщо відпустиш, то він і до своїх не дійде, пропаде дорогою[41].
Свист говорил на украинском языке в расчёте, что смысл его речи ускользнёт от меня и я не пойму, что совсем дурак.
— Ты не прав, Свист, — ответил Карабас-Барабас, в который раз окидывая меня оценивающим взглядом. — Философ не такой уж придурок. Посмотри на него: он понимает, что над ним нависла смертельная угроза… Понимаешь, а?
Пережёвывая остатки суррогата из пакета, я покивал.
— Понимает! — продолжал Карабас-Барабас. — Понимает, но перебарывает страх! Такое бесстрашие большая редкость, Свист. Вспомни свой первый бой. А у него сейчас первый бой.
* * *
— Та, по-моему, он просто дурак. Псих, который не понимает куда попал, — проговорил подоспевший откуда-то Птаха.
Он вышел из-за угла полуразрушенного строения совершенно бесшумно, как призрак. Ни один камушек не скрипнул под его ногой. За ним следовал седенький сутулый старик со старым портфелем под мышкой. По виду школьный учитель на пенсии. Я остолбенел, увидев его, а он достал из портфеля бутылку воды и протянул её мне со словами:
— Вы ведь хотите пить…
— Аллах милосердный!..
При слове «Аллах» Свист снова заржал, а я припал к бутылке, ведь жажда всегда сильнее злобы.
— Ты вернулся, — проговорил Соломаха. — Почему?
— Там преподобный Уолли, Жопез Кик, Глюк и Бессон… У них двое пленных. Оба ранены. Плохо сработала похоронная команда у русни. Трупы не забрали. Раненых бросили…
— У них пополнение — мобилизованные, — вздохнул Соломаха. — Приехали на передовую с телефончиками. Вот и переловили всех, кого не подстрелили…
При этих словах он покосился на меня.
— Этот ещё бегать может… — проговорил Птаха, указывая на меня.
— Потрапить до Жопеза до рук — бігати перестане[42], — проговорил Свист.
— …да, те двое уже отбегались. Жопез обоим коленки прострелил. Глюк собирается им яйца резать, — Птаха снова покосился на меня.
— Этого не может быть. Женевская конвенция… — решился напомнить я.
Все трое дружно заржали. Глаза Соломахи увлажнились, и он опустил свою тяжёлую десницу мне на плечо.
— На. Держи свою мобилу.
Я принял айфон. Стекло дисплея заляпано его пальцами. О, майгадабал! Как противно!
— Я тебе объясню, как СБУ пеленгует вашего брата, — продолжал Соломаха. — Дальность связи мобилы с сотовой вышкой до 3 км в городской застройке и до 7 км в полях. Как только в мобилу вставлен аккумулятор, она начинает периодически передавать радиосигнал вышкам. У тебя айфон? Торжественно возвращаю его тебе. На войне айфон говно, потому что из него нельзя вытащить аккумулятор. Итак, ты вставил аккумулятор в мобилу. Первая вышка приняла сигнал и запомнила его. Вторая вышка приняла сигнал и сравнила задержку прихода сигнала (пинг)
