лица Птахи и выключить эту его улыбочку. Я словно получил прививку ненависти. Я кричал. Я звал на помощь маму, Аллаха, православных святых во гласе с самим Николаем-угодником, над которым, как мне тогда казалось, Птаха так бессовестно глумился.
Собственно, я думаю, драки как таковой не случилось. Чья-то мощная рука — не Соломахи ли? — схватила меня за шиворот, кинула на землю. Я пытался отползти ужиком, откатиться брёвнышком, но и это мне не удалось.
О, майгадабал!
Как же неприятно, когда кто-то ставит тебе на шею колено, прижимает лицом к земле, закручивает руки за спину. Боль в плечевых суставах парализует, но стенать как-то стыдно. Стыдно показывать слабость перед эдакой былинной мускулинностью. Стараясь забыться, я рассматривал шнурки на ботинках Птахи. Нет, я не верил, что они станут меня убивать. В подтверждение моей догадки Соломаха проговорил:
— Не дёргайся. Мы тебя не убьём.
— Та да. Нехай капеллан сам його вбиває, — проблеял «киевлянин» по кличке Свист.
— Тихо, ша пацаны! Преподобный Уолли на подходе! — проговорил Птаха.
Соломаха выразился в том смысле, что он готов совершить с упомянутым священником половой акт с использованием вместо соответствующего органа 152-миллиметрового артиллерийского снаряда. Однако, при столь полном пренебрежении к иноверцу, хватку он ослабил. Мало того, он зачем-то сорвал с моего рукава шеврон.
О, майгадабал! Я носил на рукаве какой-то шеврон!!!
* * *
Ботинки тридцать восьмого детского размера, принадлежащие, как я понял, преподобному Уолли, возникли перед моим носом буквально через пару минут.
— Кто это? — спросил незнакомый голос. — Пленный? Имя? Номер части?
— Он под кайфом, ваше преподобие господин Уолли. Несёт всякую чепуху… — уклончиво ответил Птаха.
— Какую чепуху?
— Он говорит, что коуч. За мусульманскую веру чего-то буровит. Говорю же, под кайфом.
— Он … как это по-вашему… он hashik?
Свист заржал. Птаха сплюнул. Соломаха нажал своим коленом на мою шею так, что я таки застонал.
Тут же перед моими глазами возникло по-детски округлое, но очень неприятное лицо человека, называемого преподобным Уолли. Из-под каски смотрели злобные пронзительные глазки-пуговицы.
— Он не русский, — проговорил преподобный. — Тогда кто он? Ты — hash, милый?
— Для жителей республик Северного Кавказа и Закавказья название «хач» является обидным, — с расстановкой проговорил Соломаха. — А слово «милый», употребляемое одним мужчиной по отношению к другому, ну это…
— Гендерный шовинизм! — воскликнул Уолли. — Это, во-первых. Во-вторых. Республики. Кавказ. Закавказье. Республики?!! Imperial spirit?[44] СССР?
Хватка Соломахи ослабела. Над моим телом началась какая-то возня. Кто-то стонал. Не преподобный ли? Соломаха рычал. Такой же точно рык я слышал этой весной в московском зоопарке, когда в компании одной фемины стал свидетелем пробуждения от зимней спячки бурого медведя по кличке Аладдин. Гремело и лязгало железо. Прямо перед моим носом упал какой-то продолговатый металлический предмет, по форме напоминающий маленький ананас. Из его верхушки торчал железный штырь с кольцом. Вокруг меня топталось множество ног. Меня топтали ботинками и пинали, но не нарочно. Никто не пытался причинить мне вред. Я никак не мог сообразить сколько же их всего. Запылённые берцы вздымали в воздух облачка цементной пыли, которая лезла в рот и в нос. Я кашлял и чихал, вертелся, пытаясь подняться на ноги. Меня пинали, и я снова валился в пыль, но по большому счёту никто не обращал на меня внимание, потому что дерущиеся были всецело поглощены друг другом. Мне всё-таки удалось откатиться в сторону до того момента, когда драка переместилась в партер. Откатываясь, я исхитрился прихватить и оброненную кем-то РГД. Теперь требовалось только выдернуть чеку и… Граната взорвётся, осколки разлетятся в разные стороны.
О, майгадабал!
Металл может ранить и меня, и Соломаху, и улыбчивого Птаху. Я озирался в поисках подходящего укрытия, и оно нашлось за грудой битого кирпича, куда я сумел потихоньку перебраться. Теперь я лежал на животе. Куски острого щебня впивались в моё тело. Особенно страдали грудь и колени, но я, не обращая внимания на дискомфорт, с острым интересом наблюдал за дерущимися. Дрались трое хохлов против пяти мужиков в пикселе с флажками и бейджами на рукавах и груди. Я разглядел цвета Британии, Нидерландов и Германии. Бородатый Соломаха в рукопашном бою один стоил всех пятерых своих противников, что делало схватку ещё более зрелищной. «Киевлянин» же Свист как боец не стоил и ломаного гроша. Этот в основном бегал вокруг дерущихся, выкрикивая бессвязные проклятия на мове. Тут уж мне довелось оценить красоту и высокую образность украинского языка. Не зря многие в «Жан-Жаке» так его хвалили.
— Бей гниду, Назар! Он добивал раненых! — орал «киевлянин», безо всякого результата пытаясь пинаться ногами.
И Назарко ронял противников на битый кирпич и пинал, и топтал.
— Громи пидорасню! Они на образ Святого Николая ссали! — выл «киевлянин».
И Назарко громил. Тем более, что двое из его противников точно принадлежали к числу тех небинарных существ, которых по нынешней европейской моде не устраивает дарованный им Всевышним пол. Одного из них звали Илия Глюкс, а другого Ян Бессон. Имена обоих я прочитал на специальных, пришитых к рукавам бейджах. Илия Глюкс, совсем юный, с девическим гладким лицом и татуированными руками, ушёл в нокдаун в самом начале схватки. Ян Бессон, взрослый и опытный дядька, в изначально порванных на заднице, очень неудобных для драки узких штанах, особенно взбесил Соломаху, вырвав из его бороды хороший шмат чёрной с проседью волосни. Обезумевший, с окровавленной бородой Соломаха сокрушил Яна Бессона худосочным телом преподобного капеллана, полное имя которого я так же прочитал на бейдже. «Преподобный Альфред Уолли Крисуэл (A.W. Crisuell) Капеллан баптистской церкви…» и так далее. Слишком много букв. Слишком мелкий шрифт. Чуть ниже этого всего красовался шеврон — синее полотнище с белым косым крестом — флаг Шотландии.
Наконец некто с бейджем «Willem Ceng Colodko» над государственным флагом Чешской республики нанёс Соломахе решительный и коварный подкат под колени. Соломаха рухнул навзничь, а Виллем Ценг Колодко, крепкий такой детина, напрыгнул на него сверху. Шипы его ботинок ударили в бронежилет Соломахи. Соломаха со стоном выдохнул. Тогда Виллем Ценг Колодко попытался наступить ему на лицо. Соломаха откатился. Тем временем Птаха и Свист с переменным успехом, получая чувствительную ответку, пытались справиться с человеком по фамилии Keсc и Яном Бессоном. У последнего из прорехи в штанах игриво выглядывали волосатые ягодицы. Молодой Илия Глюкс и преподобный Альфред Уолли находились в безнадёжном партере. При этом Илия делал вид, будто находится без сознания. Кажется, он совсем не любил драться и находился в армии по каким-то совсем не воинственным, а личным причинам. Время от времени,