– Таки да, выпьем. – Коля лихо опрокинул в себя вино и сразу же отправил вслед за ним кильку, которая в томате. – Ну а влюбился-то в кого?

– В Таньку. – взгляд Игоря стал мечтательно-ласковым. Он смотрел сквозь вино на палаточный брезент, а видел её. – Два месяца назад смотрю – по заводу девчонка бегает. Лаборантку новенькую взяли, пробы вина отбирать, анализы делать. Миниатюрная такая, тоненькая, симпатичная. Меня как током шибануло. Молодая, лет семнадцать на вид.

– Сколько?! – Коля поперхнулся сигаретным дымом. – Ты, старый хрыч, в паспорт свой заглядываешь?

– Да понимаю я всё. Да и ей не семнадцать лет оказалось, а двадцать три.

– Ах двадцать три-и?! – скептически протянул Коля. – Ну, двадцать три всё кардинально меняет. Это как при покупке «мерседеса» – скидка на сто гривен. Да?

– Ага, – легко согласился Игорь. – Говорю же: всё я понимаю. А притормозить себя не могу. Как будто не ей, а мне семнадцать лет! Она по заводу идёт – у меня голова, как самонаводящаяся ракета, за ней сама поворачивается, она домой уходит – я тут же в машину и за ней следом, типа «мимо ехал, вас подвезти?». Если бы она замужем была или парень у неё был бы, тогда я бы и не рыпался даже. А так она разведена оказалась, вернее, разводилась в это время. Двое детей у неё, пацаны такие классные. Ну я как узнал это всё, так и рванул, как тот конь…

– Который старый и борозды не портит?

– Нет. Который старый, но боевой. И звук трубы учуял. – Игорь допил свой стакан и стал наконец раскуривать трубку. – В воскресенье в театр её веду. В «Дом клоунов». Ладно, хватит обо мне. Ты-то, что тут делаешь?

– Это вот палатка Союза офицеров-ветеранов «Честь имею». – Коля повёл рукой. – Эта и ещё две, что рядом. В одной походная церковь, а другая пока пустая. Я тут комендант караула. В центре, где трибуна, там другие. Там «Одесская дружина», довидченковцы рулят. А через площадь, видел, там палатки группой стоят?.. Там «Одесская самооборона». А ещё казаки какие-то должны подтянуться, вроде вели переговоры с нашими командирами, чтоб мы их в пустующую палатку пустили. Вот такой вот винегрет. У всех общая идея – федерализация Украины. И ещё все дружно ненавидят бандеровцев и США. И на этом единство заканчивается. Стоим тут уже с конца февраля. По очереди дежурим. Днём ходим, смотрим, чтоб провокаций разных не было. Ночью то же самое, только иногда и поспать можно.

– Сегодня и я тут останусь. За руль уже не сяду, так что, комендант, ставь на довольствие.

– Да без проблем. Вон там ложись. Бери спальник и ложись. Только вот если будет нападение правосеков на лагерь ночью, то шо тогда?

– А шо? Ничего! Буду вместе с вами драться.

– Ну и добрэ.

Выезжая на следующий день из города, Игорь специально сделал небольшой крюк, свернув с Канатной не на Большую Арнаутскую, а на Еврейскую. Он решил проехать мимо офиса своего друга Севы. Ожидания оправдались – под вывеской «АДВОКАТ» стоял его белый «опель», значит, наверняка Сева был на месте.

– Здравствуйте, Всеволод Петрович, – сказал он в трубку, притирая свою машину рядом с «опелем». – Я надеюсь, у вас найдётся чашка чая для бедного бродяги.

– Всегда! Особенно, если бродяга нашкребёт грошей в кармане и в гастрономе на углу купит печенья.

Офис друга располагался в подвальном помещении, которому капитальный ремонт в придачу к старым сводчатым потолкам придали изысканную солидность. Квартира его была в этом же старом, дореволюционной постройки доме, на третьем этаже. Сева был частным адвокатом, имел четырёх сыновей, причём младшие – погодки, трёх и четырёх лет – были ещё те бандюганы. Поэтому он имел в офисе тихую гавань, куда прятался от семейного бедлама под прикрытием железной отмазки: «Я работаю с документами».

– Вот, смотри фотки с Майдана, – встретил его Сева, разворачивая экран ноутбука. – Вот это я, когда в январе там был, и вот… и вот… Вот, видишь, я в этой шеренге, там меня тогда так придавили, я думал, что уже всё! Вдохнуть не могу, задыхаться уже стал, но потом как-то попустило. Страшно было по-настоящему. Но зато гордость берёт, за сопричастность к истории и хорошему делу.

– Дурак ты, Сева. Тебе, как всегда, с бергамотом? – спокойно спросил Игорь, возясь с электрочайником и чашками. – И ты дурак, и весь твой Майдан оголтелый.

– Ты что, за Януковича?! – Сева аж подпрыгнул в кресле. – Народ встал, зека скинул, а ты говоришь «дурак»!

– Ну, во-первых, Майдан – это ещё не весь народ. Во-вторых, вы, похоже, с водой и ребёнка выплеснули. И даже не заметили этого. Тебе чай с бергамотом или как?..

– Мне кофе. Какого ребёнка?

– Страну нашу вы ухайдакали! Украину! – Игорь, заливая в чашку кипяток, неосторожно плеснул себе на ногу и тихо матюкнулся. – Была такая хорошая страна – Украина. Но на неё напал Майдан. Как бешенная собака. Напал! Покусал! И всё! Нет Украины! Заразилась и померла! Тебе три ложки сахара?..

– Да, три. Ну, как это – нет Украины?! Скинули зека Януковича и всю его семейку ненасытную. Теперь Украина заживёт!

– Да причём тут Янукович? Скинули и ладно. «Умер Максим и хрен с ним»! Никто за ним не жалеет, он всех достал, тупое и жадное создание. – Игорь поставил перед Севой чашку и блюдце с печеньем. – Открывай ящик, доставай конфеты из загашника.

– Вот, видишь, ты тоже согласен, что его надо было скинуть! – Сева, увлечённый спором, позабыл о своём обычном скупердяйстве и выложил из ящика письменного стола все конфеты. – Жаль, что ты не ездил на Майдан. Тебе было бы полезно. Ты бы видел, какое там воодушевление у людей было!

– Та… – Игорь пренебрежительно махнул рукой и стал рыться в кондитерской кучке, выбирая конфеты повкуснее. – Видели уже такие воодушевления. История вас ничему не учит. В Ираке, в две тыщи шестом, Хуссейна с таким же энтузиазмом скинули. И, заметь, тоже америкосы всё организовали. И тоже на всю вселенную орали, что он диктатор и террорист, массовое оружие приплели. Демократию, мол, всему персидскому народу принесли, и теперь, жители Багдада, заживёте вы счастливо и богато. Больше десятка