На площади, на трибуне стояли чисто одетые, ухоженные дядьки, словно их всех откуда-то привезли в город, и пока они не испачкались в сталинградской грязи, загнали на трибуну.

Перед ними стояли солдаты, грязные, обтрепанные, в кирпичной красной пыли и земле, забывшие, когда последний раз умывались.

Митька бегал среди солдат, пока кто-то не схватил его за плечо и спросил:

– Ты чей?

Но Митька, вместо того чтобы сказать «ничей», сказал:

– Здешний.

Солдат подхватил Митьку на руки и, показывая всем, радостно воскликнул:

– Смотрите – сталинградец.

Он долго качал Митьку, словно своего где-то живущего далеко сына, и этот маленький человек в его руках радовал его и всех.

Митька стоял на земле и, глядя на всех снизу вверх, ждал чего-то. И все окружавшие его заулыбались, полезли по карманам и стали совать Митьке кто кусок хлеба, кто сухарь или обмусоленный кусочек сахара. От счастья Митька старался не заплакать, но слёзы всё равно вылезли наружу. И тот, который держал его на руках, сказал весело:

– Всё. Сталинград наш.

И вдруг заиграл оркестр, и Митьке стало весело. Одного он боялся, чтоб не потерять по дороге домой свалившееся на него богатство. И пока он шёл, его поразило, как ярко блестит снег на солнце.

Нюрка его ждала. И когда Митька выложил всё из карманов, она не удержалась и воскликнула:

– Ух ты!

Он нашёл малюсенький кусочек сахара и дал Нюрке. Та сразу отправила его в рот и радостная запрыгала на одной ножке. Митька улыбнулся и, поглядывая на кучу, выложенную из карманов, сел на кровать, подумал: «Надо разобрать и спрятать, а то Нюрка доберётся, всё пойдёт прахом».

А потом подумал, что если привести Нюрку, то ещё могут чего-нибудь дать.

Когда пришли, митинг ещё не кончился. Люди, стоявшие на трибуне, говорили стоявшим перед ними какие-то ничего не значащие слова, соблюдая очерёдность, не важную для стоящих внизу, но важную для них, да и сказать истёртым сталинградскими боями бойцам было особенно нечего. Для них, настоящих защитников Сталинграда, митинг был просто поводом собраться, чтобы посмотреть друг на друга и понять, что это они, немытые, нечесаные, изгрызенные вшами, выстояли в этой битве.

А многие из стоявших на трибуне, гражданских и в погонах, попали в разбомблённый Сталинград в первый раз. И к этой победе имели очень-очень косвенное отношение, если не сказать никакое. Но каждый из них, наклоняясь вперёд, говорил так, что казалось, что это он, он отстоял Сталинград и победил Паулюса.

Комармии с ненавистью смотрел на тыловую шушеру в погонах и без них. А что делать, не скинешь же их с трибуны. А ещё больше его раздражало, что слова, которые они вытягивали из себя, должны обозначить их важную роль в этой победе. Вдруг захотелось, чтоб грохнул снаряд и вся эта шелупень разбежалась, как крысы с корабля. Они, выступив, широко улыбаясь, неискренне поздравляли друг друга.

Иногда казалось, что их интересуют не люди, стоящие перед ними, не то, что они им говорят, а корреспонденты, которые без остановки фотографировали трибуну и стоящих на ней и что-то записывали, словно их судьба зависела не от того, что они делали или не делали, не от того, что они сказали или не сказали, а от того, что о них напишут в газетах.

Народ, уставший стоять, ждал, чтобы это поскорее всё закончилось и можно было разойтись по своим местам и там, у тёплой печурки, осмыслить или поговорить с соседом, с которым они-то и громили фашистов, долго ли продлится война и сколько им ещё тянуть эту врезавшуюся до крови в их спины лямку.

Митька, держа Нюрку за руку, бегал с места на место, но люди подмёрзли – зима всё-таки – и, притопывая, не обращали ни на кого внимания.

Митька понял, что везенье кончилось, и потащил Нюрку обратно. Она была возмущена глупостью Митьки, который зря протаскал её за собой по морозу, но ему ничего не сказала, вспомнив про сахар, оставшийся лежать на столе.

Японцы забыли, кто разбомбил Хиросиму и Нагасаки, немцы забыли, кто разбомбил Лейпциг, англичане – кто разбомбил Ковентри. Но мы-то помним! Помним, кто разбомбил Сталинград. За них, за себя. Мы помним! Должны. Должны, помнить, иначе грош нам цена.

Примечания

1

Сидор – армейский вещевой мешок.