Шумер оказался многоопытным человеком. Его коренастая фигура выросла в пустом сводчатом проёме окна прямо над нами внезапно. В сгущающихся сумерках он мог видеть мёртвого Каценеленбогена и меня, лежащего навзничь. Я тоже мог видеть прямо над собой его острое лицо и сверкающие из-под шлема глаза.

Когда он прыгнул вниз, мне пришлось откатиться в сторону, иначе он приземлился бы прямо на меня.

* * *

Через минуту передо мной стоял коротконогий, невысокого роста, немолодой человек с ухоженной пахнущей хорошим одеколоном бородой. Его пуговичные глаза пронзительно блестели из-под шлема.

— Расстрига? — коротко бросил он.

— Православный клирик не может брать в руки оружие, поэтому… Да! Расстрига.

Вооружённый до зубов, в богатом обвесе бывалого бойца, он всё же не имел при себе РПК, который мог бы оказаться слишком тяжёлым для него. Он пришёл один, но над головой его кружился крошечный разведывательный дрон.

— Я — Шумер. Ну и порядки у вас. Пароли. Явки. Не хватает только горшка с геранью.

— У вас тоже порядки те ещё… — не скрывая раздражения, огрызнулся я.

— Ишь ты… — он уставился на меня оценивающе, но с явной опаской. — У нас не принято носить на униформе знаки различия. Поэтому на всякий случай информирую: вы говорите с полковником.

— Здравия желаю.

Я выпрямился и приподнял подбородок, имитируя стойку «смирно». Рассказать ему о Press и Соломахе? Как подать эту информацию, если он предложит тотчас же отправиться на русские позиции? Но он увлёкся осмотром тела мёртвого Каценеленбогена. Я заметил вполне искреннее уважение к смерти. Незнакомое мне лично, но вызывающее почтение чувство.

— Тенгиз… Странный был человек. Называл себя почему-то коммунистом. Мне кажется, он не до конца понимал значение этого слова. Я хотел его сплавить… Тут готовят к присяге целый батальон таких перебежчиков…

Он делает вид, будто не знает о моей миссии. Почему? Он берёт в ладонь рацию, вызывает какого-то Лешего и просит прислать похоронную команду с лопатами для захоронения Каценеленбогена. Называет координаты. Мне поясняет:

— Похороним прямо здесь. Вон там… — он показал рукой. — Есть местное кладбище. У таких, как он, родни не бывает. Никто разыскивать не станет. Тащить его куда-то нет резона — в нём весу сто пятьдесят кило.

Как же! Кладбище! Помню-помню. Ознакомился с местными достопримечательностями. Меня беспокоят мысли о мешке. Что, если помянутый Леший со товарищи тоже притащат с собой мешок? Или у них на такой случай заготовлены гробы? Шумер между тем систематически обыскивает Каценеленбогена. Делает он это аккуратно, словно прикасался не к трупу неправедно жившего человека, а к младенцу. Стоит ли упоминать об обнаружении им следов белого порошка условно неизвестного состава? Пули крупного калибра основательно размолотили рюкзак покойного Тенгиза Каценеленбогена, превратив его содержимое в нечто невнятное. Шумер окунул палец в остатки белого порошка, попробовал его на вкус, сплюнул.

— Вещдок? — спросил он, поднимая на меня глаза.

— Я не криминалист, — ответил я холодно.

— Да ну!

В его интонации слышится угроза. Надо забирать инициативу. Скоро явится так называемая похоронная команда. Надо как-то налаживать контакт. С «коммунистом» Каценеленбогеном всё понятно. Однако туманом войны скрыто всё остальное. К примеру, вызывает самый настороженный интерес краеугольный вопрос связей Каценеленбогена. Каким образом осуществлялся трафик? Не может быть, чтобы такую массу препарата он продавал в розницу самостоятельно. И конкретно этот мешок кому он намеревался передать?

— Как идут дела на передовой? — спросил я для затравки.

Лицо Шумера исказилось непонятным мне раздражением.

— А что такое передовая? — ответил он весьма невежливо вопросом на вопрос. — По-вашему, передовая — это такая черта, линия, полоса, которую надо пересечь, чтобы оказаться на территории противника. Так?

Я растерянно кивнул.

— На самом деле передовая — это не черта, а территория, имеющая, кстати, немаленькую площадь. А каковы на этой территории дела, вы теперь знаете не хуже меня, а местами, может быть, и лучше…

Шумер вперил в меня свои пуговичные глазёнки так, словно взглядом желал проткнуть, залезть во внутренности и посмотреть, как там у меня дела. О’кей! Он пытается оглушить меня своей проницательностью. Надо переходить в контратаку.

— Противник наступает?

— Пока мы сдерживаем их атаки…

— Пока?

Чёрт! Он слишком пристально меня рассматривает. Его смущает мой облик. Точно с таким же выражением несколько дней назад на меня таращился Соломаха. Он знаком с моим братом самым очевидным образом.

— Тимур Помигуев, — произношу я как бы невзначай.

Он кивает:

— Ловец покемонов. Мякиш. Хипстер. Аллергия на алкоголь. Пару месяцев назад кто-то крепко опоил его. Вы не знаете, кто? — его острые, как жала, глазки снова воткнулись в меня, взяли на пробу часть души и отступили.

— Мы сегодня крепко поджали хохла, — продолжал он более доверительным тоном. — Полторы сотни положили. В основном двухсотые. Заняли их опорник. А тут из штаба приходит сообщение: прибыл важный гость, встречайте. Вы, товарищ?..

Он думал, я назову своё звание, но я промолчал.

— Тимур Помигуев — хороший дроновод, но его усилий нам недостаточно. Планировалась разведка боем. Надо дожимать немцев, а тут вы, товарищ…

Он снова сделал некоторую паузу, думая услышать моё звание.

— Ну, я тоже приношу некоторую пользу, — произнёс я примирительно.

Шумер уставился на меня с откровенно оскорбительным сомнением. Дескать, вот брат твой — настоящий боевой товарищ, а ты со своими шашнями только помеха большому делу. Путаешься тут. Подумаешь, метадон! У нас тут сотнями люди гибнут. Вспомнился Цикада с его незаметным мужеством и двумя протезами. По мне так, настоящий руководитель должен обладать располагающими манерами, в то время как Шумер умеет в самое короткое время настроить собеседника против себя.

— Все, кто хоть как-то интересуется ходом СВО, — проговорил Шумер назидательно, — знают, что именно на нашем направлении, под N., противник несет самые большие потери в людях и технике. Он продолжает пытаться пройти предполье… — Шумер сделал выразительно-театральный жест рукой, имея в виду, что и руины храма, и куча мусора, за которой я сховал Соломаху и его возлюбленную, и есть упомянутое им «предполье». — Немцы хотят выйти к первой линии нашей обороны. С одной стороны, вроде бы атаки выглядят бессмысленными. Каждый раз одно и то же, заход в наши окопы, подтягивание техники, удар российской артиллерии и откат на первоначальные рубежи. Однако на самом деле это не так. Да, противник, конечно,