Старшая жена расстелила перед гостями пеструю скатерть, выставила баурсаки, сахар. Токал тем временем разлила в узорчатые фарфоровые чашки чай.

- Конырбай, а ты отчего не женишься? Легко ли бобылю с малыми детьми?

Говорят, ты даже корову сам доишь? - обратилась к пришедшему старшая жена Бименде, хлопотавшая у самовара.

- Ой, Жумабике, иль думаешь, женитьба плевоедело? Кто ж за меня такого пойдет,- ответил Конырбай.

- Э-э, бедолага!.. Да почему же нет-то? Ты погляди на Шакира - месяца не прошло, как жену похоронил, а уже новую везет. Или Бименде возьми, я и помереть не успела, а он вторую жену привел,- уколола байбише мужа. Корженбай, Шакир и сам Бименде расхохотались.

- Ай, 5Кумабике, кого с кем равняешь? Не ровня я уважаемому Бименде. И кто задаром отдаст дочку за бедняка, а у меня средств совсем нету, чтобы жену купить,- закручинился Конырбай.

- Как знать! Все в жизни как-то устраивается, была бы охота,- возразила ему байбише.

- Подсаживайтесь к нам,- предложил Конырбаю Акаш, один из спутников Шакира.

- Не надо. Кушайте сами. Я так зашел,- смутился Конырбай.

- Иди, иди,- поманил его Бименде, и Конырбай решился наконец приблизиться к дастархану.

- Видать, не нужна тебе вовсе жена, а то нашел бы, чем заплатить, - развязно обратился к нему Корженбай, наполняя блюдечко густым настоем "белохвостки". - Прошлый год, когда ты на джайляу кочевал, у тебя скота много было, я помню...

- И я помню. Да только нет больше у меня этой скотины,- ответил Конырбай, неловко .потянувшись за крохотным баурсаком.

- Если признаешься, сколько у тебя на самом деле скота, то уж так и быть - сыщу тебе подходящую жену, - продолжал вышучивать его Корженбай.

- Ой, байгус!.. Вот сказал так сказал!.. Ведь и впрямь найдет. Наш Корженбай - сват ушлый! - усмехнулась Жумабике и хрупнула куском сахара. Все снова расхохотались.

- И впрямь, давай отчет Корженбаю, коли хочешь, чтоб твое дело сладилось,- подхватил Бименде.

- Хорошо, считайте... Две коровы с телятами - раз, десять голов овец с ягнятами - два, одна лошадь, один верблюд и один теленок годовалый. Вот и вся моя скотина, а в юрте трое ребятишек рты разевают, как галчата...

- Ой-ой! Куда ж ты остальной скот девал? Разве при жизни жены у тебя его столько было? - подозрительно спросил Корженбай.

- Куда девал, говоришь?.. Часть съели, часть в джут сдохла, часть потерялась... На днях вот жулики последнюю стоящую кобылу угнали... А прошлой зимой Абдрахман подлец взял верблюда, сказал, что будет возить с завода кладь в город, а мне деньги заплатит. Да так и не вернул ворблюда, и

денег я от него, считай, никаких не видал, если не считать задатку. А что задаток - гроши.

- Как же это так? - удивились присутствующие.

- Да вот так. Я говорю: где верблюд? А он говорит: твоего верблюда пристав арестовал и солдатам отдал.

- Каким солдатам?

- Тем самым, которых забрали из поселков, чтоб с немцами воевать. Абдрахман говорит: еду из города, а навстречу мне целое войско солдат. Поравнялся, говорит, я с ними, приставы и стражники,,что солдат вели, мне велели с верблюда слезть, да я не послушался. Они тогда избили меня и твоего верблюда со всей упряжью арестовали. Сели, говорит, на сани и уехали.

- И что же, только твоего верблюда забрали? Остальных не тронули? - поинтересовался Шакир.

- Да, он так мне сказал...

- И бумажки никакой не дали?

- Говорит, что не дали.

- И он тебе ничего не заплатил?

- Гроши заплатил, я же сказал, задаток. Чтоб он провалился со своим задатком! - вырвалось у Конырбая.

- Да ведь это чудеса какие-то, - сказал Корженбай, оглядываясь на Бименде и Шакира.

- Почему ж ты не попросишь нашего Бименде, чтоб он взыскал в твою пользу с Абдрахмана стоимость верблюда? - спросил Акаш. - Я просил, но уважаемый Бименде человек занятый,- Конырбай льстиво изогнулся, стараясь не глядеть на бая. А Бименде вновь напыжился.

- С Абдрахманом только дурак может дела затевать, - сказал он. - Такой собаке не то что верблюда, жира верблюжьего давать нельзя. Хотя... может, и не врет он. Прошлой зимой и впрямь много народу забрали в солдаты из поселков и аулов, много их по дорогам шаталось. Когда мы прошлой зимой возвращались из города с возами, мне самому пришлось ехать впереди, пока не миновали поселки на берегу Нуры. И всю дорогу к нам солдаты привязывались. Это дай, то дай... Ну, поговоришь с ними по-хорошему, они тебя и не тронут. Помню, сын белоусого, русского из Жыланды, нам встретился, оборванный весь, и целая шайка с ним таких же, как он. Узнал меня, руку пожал и жалостливо так говорит: <На войну отправляемся... То ли отпустит нас немец живыми, то ли головы сложим...> Вынул я из кармана пятерку, возьми, говорю. Он и взял. А меня не тронул.

- Его брата тоже на днях забрили,- заметил Корженбай.

- Трудно, поди, им на чужбине придется,- сказал Акаш.

- О чем ты? Конечно, трудно. Разве они не люди? Кому легко, когда немец всех, как овец, режет,- отозвался Корженбай.- А ты что скажешь? - обратился он к Шакиру.

- А я скажу: ну и пусть режет этих кафыров. На нашу землю, на воду нашу да

на наш скот целились, урядников науськивали камчой над нашими головами махать, вот аллах и наказывает. Правильно, Конырбай? - разгорячился Шакир.

- Так-то оно так, да ведь вместе с ними и наш брат гибнет. Немец никого не щадит, немец по небу летает, огненные снаряды сверху кидает. Русский тут ни при чем, это пристав виноват, он моего верблюда забрал,- неожиданно осмелел Конырбай.

- Ну, вы потише тут про пристава да про урядника,- остановил их Бименде. Возникло неловкое молчание. Жумабике прошла в меньшую юрту, где джигиты уже освежевали баранью тушу, а токал мыла посуду.

- Ладно, Конырбай, не унывай, - постараюсь помочь тебе, - хлопнул ладонью по колену Бименде.- А теперь