– Конечно. Уже пора забыть.

Мужчина сделал паузу и добавил:

– Но я-то ещё помню те времена, когда вас звали молодым хозяином.

– Вот как.

Кэндзо, сделав небрежное приветствие, пристально рассмотрел лицо гостя.

– Никак не вспомните? Тогда я расскажу. Я когда-то работал в конторе, где служил Симада. Помните, вы баловались, порезали палец перочинным ножом и подняли шум? Этот нож был в моём пенале. Тогда я принёс таз с водой и охлаждал ваш палец.

В памяти Кэндзо те факты сохранились ясно. Однако он и во сне не мог вспомнить, как тогда выглядел сидящий перед ним человек.

– Вот по этой причине меня снова попросили прийти к вам по делу Симады.

Он сразу перешёл к сути. И, как ожидал Кэндзо, начал просить деньги.

– Он говорит, что больше не придёт к вам.

– Когда уходил в прошлый раз, уже так сказал.

– И что, как насчёт покончить с этим раз и навсегда? Иначе вы будете страдать от неудобств сколь угодно долго.

Кэндзо не понравился тон собеседника, словно тот говорил: «Дай денег, чтобы избавить тебя от хлопот».

– Сколько бы они ни продолжались, это не неудобства. В конце концов, мир полон всяких связей. Даже если это и неудобства, то для меня куда приятнее терпеть их, не давая денег, чем давать деньги, которых давать не следует

Тот человек на время задумался. Казалось, он был в некотором затруднении. Однако, когда он заговорил, произнес неожиданное.

– К тому же, вы ведь знаете, что при разрыве отношений вы дали Симаде расписку, и она всё ещё у него. Не лучше ли сейчас передать ему какую-нибудь сумму и забрать ту расписку?

Кэндзо хорошо помнил ту бумажку. Когда его вновь вписали в родную домовую книгу, Симада настоял, чтобы он сам дал расписку, и отец Кэндзо, поневоле, велел сыну написать, что угодно. Не зная, что накалякать, тот поневоле взял кисть. И написал, всего в двух с небольшим строках, что, раз уж отношения разорваны, они не должны впредь поступать друг с другом бесчестно и бесчеловечно, и отдал её другой стороне.

– Эта бумага – всё равно что мусор. Бесполезно, что она у них, и бесполезно, если бы она была у меня. Если думают, что могут её использовать, пусть используют.

Кэндзо ещё больше не понравилось отношение того человека, пытавшегося навязать ему выкуп расписки.

XCVI

Когда разговор зашёл в тупик, тот человек замолчал. Затем, через некоторое время, снова поднял тот же вопрос. Его слова были бессвязны. Этот тип не пытался ни убедить логикой, ни апеллировать к чувствам. Сквозь них откровенно проглядывало намерение добиться своего любой ценой. Кэндзо, двигавшийся вместе с ним без определённой цели, в конце концов устал.

– Если говорят: купи расписку, если не хочешь хлопот в будущем – дай денег, то мне ничего не остаётся, кроме как отказаться. Но если он в нужде и просит помочь, и гарантирует, что впредь не будет беспокоить с просьбами, то из прежних чувств я могу кое-как наскрести небольшую сумму.

– Да, это именно то, с чем я пришёл, так что, если возможно, прошу именно об этом.

Кэндзо подумал, почему же он не сказал так сразу. В то же время и на лице собеседника было написано: почему же вы не сказали так раньше.

– Так сколько же вы дадите?

Кэндзо подумал: «Так почему же ты не сказал этого сразу?» Одновременно и на лице собеседника появилось выражение: «Почему ты сам этого не сделал раньше?»

– Ну, около ста иен.

– Сто иен.

Тот человек повторил.

– А нельзя ли увеличить до трёхсот иен?

– Если бы была причина давать, я бы дал и несколько сотен.

– Справедливо, но Симада ведь в такой нужде.

– Если так, то и я в нужде.

– Вот как.

Его тон был скорее ироничным.

– В конце концов, даже если бы вы сказали, что не дадите ни монеты, вы бы ничего не могли поделать. Если сто иен – плохо, то не надо.

Собеседник наконец прекратил торговаться.

– Тогда в любом случае я поговорю с ним. Затем снова приду, так что, пожалуйста…

После ухода визитера Кэндзо сказал жене:

– Наконец-то ушел..

– И что он сказал?

– Опять придётся отдать деньги. Как только кто-то приходит, неизбежно приходится отдавать деньги, как же это надоело.

– Глупо.

Жена не выразила особого сочувствия.

– Ну ничего не поделаешь.

Ответ Кэндзо был краток. Ему было лень подробно объяснять супруге, как он пришёл к такому решению.

– Это ваши деньги, и вы их тратите, так что мне нечего добавить.

– Какие уж там деньги.

Произнеся это с досадой, Кэндзо снова вошёл в кабинет. Там на столе его ждали исписанные карандашом листы, кое-где окрашенные в красный цвет. Он тут же взялся за перо. И должен был ещё больше закрашивать красным уже испачканное.

Когда в его сердце возник страх, не сделала ли разница в настроении до и после встречи с гостем его необъективным, он для сверки перечитал уже откорректированное. Но даже тогда он не был уверен, совпадают ли его нынешние критерии с критериями трёхчасовой давности.

«Поскольку я не бог, я не могу быть беспристрастным».

Оправдывая свою неуверенность, Кэндзо начал быстро просматривать листы. Однако сколько бы ни увеличивал скорость, стопки бумаги не кончались. Едва сложив одну пачку, как приходилось разворачивать новую.

«Поскольку я не бог, я не могу и терпеть до конца».

Он снова швырнул перо. Красные чернила расплылись на бумаге, словно кровь. Кэндзо надел шляпу и выскочил на холодную улицу.

XCVII

Пока он шёл по малолюдным улицам, то думал только о себе.

«В конце концов, зачем ты родился на свет?»

Где-то в его голове был голос, задававший ему этот вопрос. Он не хотел отвечать на него. Старался избежать ответа. Тогда голос начинал допрашивать его. Повторял одно и то же снова и снова. В конце он крикнул:

«Не знаю!»

Голос тут же рассмеялся.

«Не может быть, чтобы ты не знал. Должно быть, знаешь, но не можешь дойти до сути. Застрял на полпути».

«Это не моя вина. Не моя вина!»

Кэндзо шёл быстро, словно убегая от чего-то.

Когда он вышел на оживлённую улицу, внешний мир, занятый приготовлениями к встрече Нового года, внезапно поразил его глаза почти пугающей новизной. Его настроение наконец изменилось.

Он шёл, заглядывая в витрины, где использовали всевозможные средства для привлечения внимания клиентов. Иногда он подолгу и без всякого смысла разглядывал сквозь стекло вещи, совершенно не связанные с ним, – коралловые подставки, гребни и шпильки с золотой росписью.

«Неужели в конце года люди обязательно что-то покупают?»

По крайней мере, он сам ничего не приобретал. Можно было сказать, что и жена почти ничего не покупала. Его брат, его сестра, тесть – никто из них не имел достаточно средств, чтобы что-то приобрести. Все они были людьми, с трудом перебивавшимися до конца года. Среди них отец супруги казался самым несчастным.

– Говорят, если бы он стал членом Палаты пэров, его бы везде ждали.

Как-то раз, рассказывая мужу о положении отца, осаждаемого кредиторами, жена сказала именно так.

Это было во время падения кабинета министров. Тот, кто вытащил отца жены из синекуры и вынудил того уйти в отставку, перед своим уходом предложил его в члены Палаты пэров, чтобы частично исполнить свой долг перед ним. Однако премьер-министр, долженствовавший выбрать ограниченное число членов из множества кандидатов, без колебаний вычеркнул имя тестя. В конце концов, его не избрали. Кредиторы, безжалостные лишь к тем, у кого не было страховки в каком-то смысле, тут же осадили его дом. Сократив число слуг при уходе из официальной резиденции, он вскоре отказался и от личного экипажа. К тому времени, когда отец жены передал весь свой дом в другие руки, он уже ничего не мог поделать. С каждым днём и месяцем тот всё глубже погружался в бедственное