разговаривали. Нет, они бранились. Карутамма прислушалась. Речь шла о ней.
Чемпанкунджу говорил:
— Я все это знаю, можешь мне не рассказывать, я ведь тоже человек.
Чакки рассердилась:
— Человек? И так спокойно к этому относишься? Нашу дочь испортят.
— Не беспокойся! До этого я успею выдать ее замуж.
— Как бы не так! Кто захочет жениться без приданого?
И тогда Чемпанкунджу принялся излагать свою жизненную мудрость: рыбак должен во что бы то ни стало обзавестись собственной лодкой и сетями. Карутамма слышала об этом уже сотни раз.
Чакки возразила, гневная и опечаленная:
— В таком случае покупай себе лодку и сети. Видно, они тебе дороже счастья родной дочери.
— Что бы ни случилось, но из денег, отложенных на покупку лодки, я не дам ни одного пая[2]. Даже и не помышляй об этом.
Чакки сказала:
— Иноверец обесчестит нашу дочь! Вот что будет!
Чемпанкунджу ничего не ответил. Может быть, слова жены заставили его призадуматься? Немного погодя он проговорил:
— Я сумею найти для моей дочери жениха.
— Который возьмет ее без приданого?
Чемпанкунджу промолчал.
Чакки спросила:
— Какого-нибудь глухого или слепого? Если так, то лучше утопи дочку в море!
Чемпанкунджу гневно на нее прикрикнул:
— Не болтай вздора!
Чакки не унималась:
— Лодка и сети — для кого?
И опять Чемпанкунджу не ответил. Лодка и сети — цель его жизни. Для кого же они — об этом он еще не задумывался.
Чакки подсказала:
— А не подумать ли нам о Веляютене из Веляманала?
— Нет.
— Почему же? Чем он плох?..
— Он всего лишь рыбак. Простой рыбак.
— Но за кого же другого, кроме рыбака, можем мы выдать нашу дочь?
Ответа не последовало.
А в ушах Карутаммы звучало: «Иноверец обесчестит нашу дочь!» Ее отец не понимает, что ей грозит опасность…
На сердце у Карутаммы стало очень тревожно: разве этот иноверец уже не погубил ее?
А Перикутти все пел и пел…
Глава вторая
На следующий день Карутамма не выходила из дому. На складе Перикутти кипела работа. Поденщицы из восточной части селения складывали и паковали сушеную рыбу. Карутамма вдруг подумала — эта мысль сверкнула как молния в ее сознании: неужели же тем самым взглядом, каким накануне он смотрел на нее, смотрит сейчас Перикутти на груди и бедра этих женщин?
В полдень лодки, уходившие в море, возвратились. Чакки, захватив корзинку, вышла на берег. Уходя, строго-настрого приказала дочери:
— Не забывай, дочка, все, что тебе сказала мать!
Спустя некоторое время домой возвратился Чемпанкунджу. Карутамма подала ему есть. Отец посмотрел на нее как-то совсем необычно. Он видит ее ежедневно, почему же сегодня он смотрит на нее таким странным взглядом? Карутамме стало страшно: может быть, и отцу уже известно о ее проступке? Нет, тогда бы взгляд его был другим: в нем выразился бы гнев.
Накануне Чакки напомнила ему, что их дочка уже на выданье. С тех пор как Карутамма себя помнит, отец все время работал, чтобы обзавестись собственной лодкой и сетями. И вот — новое, важное обстоятельство: их дочка выросла, ей пора замуж! Чакки предостерегала против иноверца, который может погубить их дочь. Не поэтому ли отец так странно на нее сейчас смотрит?
И по сегодняшний день Чемпанкунджу работает на чужих лодках, получая свою долю из общей выручки. Начинал он простым гребцом. Позже сделался кормчим. Упорно стремясь к поставленной в жизни цели, Чемпанкунджу копил деньги. И теперь у него уже кое-что скоплено. Но этого еще недостаточно для покупки лодки и сетей.
Их девочка выросла. Если не выдать ее замуж, до беды недалеко. Чакки сказала истинную правду. Ее тревога вполне понятна. Одно из двух: или купить лодку и сети, или выдать дочь замуж с приданым. Вот между чем теперь приходится выбирать.
У отца тоже нашлось что сказать дочери:
— Дочка, ты должна беречь свою непорочность.
И отец говорит то же, что мать.
Карутамма не отвечает, но отцу ее ответ и не нужен.
Вечером, после того как разошлись работавшие на складе женщины, Перикутти остался сидеть у лодки на берегу. Быть может, он ждал, не придет ли Карутамма и сегодня?
Но вместо Карутаммы к Перикутти подходит Чемпанкунджу. Карутамма следит за ними издалека: они разговаривают долго. Ей очень бы хотелось узнать, о чем они ведут речь. Уж не просит ли отец у молодого торговца денег взаймы?
Вечером отец и мать о чем-то разговаривали вполголоса. Карутамме очень хотелось узнать, о чем они говорили…
Перикутти пел и в этот вечер. Карутамма слушала его, лежа у себя в хижине. Ей надо бы попросить Перикутти только об одном: молодой торговец, не смотри так на мою грудь, не пой таких песен!
Еще всего лишь два дня тому назад она радостно и беззаботно порхала, как бабочка. И что за перемена совершилась за эти два дня! Есть над чем задуматься. Она начала понимать себя. Разве же это не тяжело? Ей нужно быть осторожной. Обдумывать каждый шаг. Может ли она порхать, как бабочка? Мужчина смотрел на ее груди. Она стала взрослой, женщиной.
Но на следующий вечер песни Перикутти уже не было слышно. Как и накануне, лунный свет золотил листву кокосовых пальм, рокот морского прибоя несся далеко на восток. В промежутках, когда шум прибоя немного затихал, Карутамма прислушивалась: ей хотелось услышать пение Перикутти — неужели же сегодня она не услышит его песню?
После ужина Чемпанкунджу куда-то ушел. Чакки не ложилась.
— Почему мать не ложится спать? — спросила Карутамма?
В ответ мать велела ей ложиться самой. Карутамма послушалась: легла и вскоре заснула.
Проснулась она внезапно. Ее разбудил чей-то голос, спрашивавший:
— А где Карутамма? Она не спит?
По голосу, по дрожи этого голоса, понятной только ей одной, Карутамма сразу же узнала, кто это был, — это был Перикутти.
Чакки ответила:
— Она спит.
Карутамма почувствовала неуверенность в голосе матери. Карутамме стало душно. Поднявшись, она заглянула через неплотно притворенную дверь. Чемпанкунджу и Перикутти вносили в дом что-то тяжелое. Не одну, не две, а шесть или семь корзин. В них была сушеная рыба.
У Карутаммы закружилась голова, она чуть не лишилась сознания.
Перикутти, Чакки и Чемпанкунджу тихо переговаривались во дворе.
На следующее утро Карутамма спросила у матери о корзинах.
— Молодой торговец поставил их к нам на хранение, — солгала Чакки.
— А почему он не оставил корзины у себя на складе? — допытывалась Карутамма.
— А чем они тебе здесь помешают?
И после короткого молчания Чакки добавила сурово:
— Почему ты об этом спрашиваешь? Кто для тебя этот человек? Смотри