В первой шеренге домов стояли канцелярия, ректорат и комнаты преподавателей, в пятой – студенческий пансион и библиотека, а в остальных размещались факультеты. Стена, окружавшая территорию университета, была разрисована триграммами, на башне главных ворот висел талисман – символическое изображение великого предела, то есть мужского и женского начал. Неожиданно все эти на первый взгляд обычные украшения сыграли свою фатальную роль: не прошло и двух лет, как процветающий французский банк напротив университетских ворот начисто разорился. И хотя французские черти наотрез отказались признать чудодейственную силу талисмана, факт был налицо, и все пришли к единому мнению, что со временем университет Волшебных перемен безо всяких солдат и оружия сокрушит крупнейшие державы мира.

Въезжать в ворота такого заведения на заморской машине было попросту опасно, поэтому Мудрец расплатился с шофером, Чжоу Шао-лянь подхватил чемодан, и они пошли к студенческому пансиону пешком. Правда, духи и черти вокруг не завывали, но от мрака одиночества и запустения Мудреца прошиб холодный пот.

– Сколько здесь студентов? – испуганно спросил он.

– Пятнадцать.

– Всего-то? И им не жутко на таком большом дворе?

– Ворота защищены символом великого предела, так что бояться нечего! – убежденно ответил Чжоу Шао-лянь.

Мудрец немного осмелел и молча последовал за приятелем в пансион. В комнате Чжоу Шао-ляня стояли деревянная кровать, старинный стул без одной ножки, прислоненный по этой причине к стене, и маленький столик с древней курильницей, наполненной шелухой от тыквенных семечек. Из-под столика выглядывали жаровня и темно-зеленый ночной горшок. Стены во многих местах обросли пятнами мха, которые Чжоу Шао-лянь обвел мелом, превратив одни пятна в черепах, другие – в зайцев, третьи – в чертенят. На этажерке сидели мыши, давно привыкшие к людям, и с аппетитом грызли бумагу, временами кусая друг друга. За стеной слышалось мерное постукивание, как будто привидения играли там в шашки. У Мудреца волосы встали дыбом.

– Что это за звуки?

– Это мой сосед Лю отбивает такт, читая «Книгу перемен». Погоди, я принесу тебе чаю! – Чжоу Шао-лянь долго шарил под кроватью, где по правилам должен был стоять ночной горшок, но почему-то вытащил оттуда чайник. – Ты предпочитаешь зеленый «Драконов колодец», ароматный черный чай или прозрачный кипяток?

– Все равно!

Чжоу Шао-лянь вышел, а Мудрец сел на кровать. Сердце его билось учащенно, потому что зловещее постукивание за стеной не прекращалось. Он встал, намереваясь выйти во двор и там дождаться приятеля, но вдруг из соседней комнаты донесся леденящий душу смешок, похожий на кваканье жабы. Мудрец испугался и снова сел на кровать.

Чжоу Шао-лянь вернулся лишь минут через двадцать, неся в одной руке чайник, а в другой – две чашки весьма сомнительного вида.

– Почему ты такой бледный? – участливо осведомился он.

– Наверное, устал. Вот напьюсь чайку и пойду искать гостиницу! – ответил Мудрец, не решившись добавить, что здесь его наверняка задушат привидения.

– Зачем тебе гостиница? Ведь ты можешь жить здесь! – улыбнулся Чжоу Шао-лянь, и лицо его приняло еще более плачущее выражение, чем обычно.

– Я бы не против, но вижу, что причиняю тебе слишком много хлопот.

– Какие там хлопоты! – воскликнул Чжоу Шао-лянь, наливая чай. – К тому же у меня сейчас каникулы, и я совершенно свободен.

– Ладно, подумаю, – сказал Мудрец, беря чашку, где вместо чая оказалась почти холодная, чуть желтоватая вода с единственным чайным листочком. Это укрепило в Мудреце решение искать гостиницу. Отхлебнув противной желтоватой жижи, он почувствовал, что должен немедленно от нее освободиться, сделал вид, будто полощет рот, приоткрыл дверь и выплюнул так заботливо предложенный ему «чай».

– Что ты намерен делать в Тяньцзине? – спросил Чжоу Шао-лянь, распрямившись, чтобы холодное пойло поскорее проскользнуло в желудок.

– Хочу поискать работу. Учиться надоело.

– Какую же работу?

– Пока еще не знаю.

– А если не найдешь работы?

Чжоу Шао-лянь буквально засыпал Мудреца вопросами, а тот лениво отвечал, мечтая лишь о том, как бы поскорее улизнуть. Наконец оба замолчали. Первым нарушил молчание Чжоу Шао-лянь:

– Что будешь есть?

– Не беспокойся, я пойду обедать и заодно найду гостиницу!

– Давай я тебе помогу.

– Не надо! Я знаю тут одну гостиницу, в японском сеттльменте, – быстро ответил Мудрец, хватая чемодан.

– Ну, как хочешь. Скажи хоть адрес, я навещу тебя…

* * *

Все цвета сливались в нечто грязно-желтое, все запахи – в нечто вонючее, все звуки – в нечто громыхающее. Более точно определить эти цвета, запахи и звуки было невозможно, а все они, в свою очередь, олицетворяли японский сеттльмент. Где еще отыщешь сразу и процветание, и блеск, и опиум, и проституток, и подогретую водку, и иностранные деньги, и жареные пельмени, и культуру, и сифилис, и порнографические открытки, и электричество, и кино, и игру в кости, и пиры? Только в японском сеттльменте. Бесчисленные гирлянды электрических лампочек освещали национальные товары: за юань – кольцо с бриллиантом, за пол-юаня – соболья шапка, которую не отличил бы от натуральной самый большой знаток. Проститутки чуть ли не без юбок, в коротких кофточках, смеялись, пели и кокетничали, прекрасные, словно небесные феи. И стоили они не дороже кольца с бриллиантом или собольей шапки. Острый запах уксуса и перца из пельменных смешивался с запахом дешевых духов, и оба эти запаха создавали тот особый аромат, который вдыхали люди в этом грязном мире. Здесь наслаждались жизнью и рабочие, и чиновники, и закоренелые убийцы и поджигатели, и оптовые торговцы опиумом, и скрывающиеся от полиции «банкроты», и седоусые поэты. Китайская цивилизация, сила Японской империи, западная материальная культура – все это, соединившись, создало настоящий рай.

Мудрец оставил свой чемодан в «Японо-китайской гостинице» и вышел прогуляться. В одной из харчевен на проспекте Южный рынок он выпил сразу два чайника вина, полакомился тяньцзиньскими блюдами и почувствовал, что милее этого грязно-желтого места на свете ничего нет.

Глава девятая

– Господин Чжао! – крикнул через дверь коридорный. – К вам господин Чжоу.

– Пусть посидит в холле, а мне принеси воды для умывания! – откликнулся Мудрец, продирая заспанные глаза. Он взглянул на часы и почувствовал досаду от того, что Чжоу Шао-лянь