наслаждаетесь. А я кому нужен – одинокий и неприкаянный! 
Вычистив свои огромные зубы, Мудрец растопырил мясистые пальцы-когти и стал умываться.
 – А где Оуян? – тихо спросил Мо Да-нянь.
 – Наверное, спит еще.
 – Пойдем погуляем! Ладно?
 Мо Да-нянь так боялся отказа, что повторил «ладно?» несколько раз, из чего Мудрец заключил, что это предложение требует только положительного ответа.
 – Куда же мы пойдем?
 – Куда угодно! Я раскрою тебе одну тайну!
 – Может, съездим в Храм белых облаков?
 – Хорошо, только собирайся скорее, пока ветра нет.
 На самом деле Мо Да-нянь боялся не ветра, а Оуян Тянь-фэна [30], который мог расстроить его планы.
 Мудрец слишком хорошо помнил свою новогоднюю скуку, чтобы расхолаживать приятеля. Он мигом вытер лицо, оделся и, поглядевшись в зеркало, стер с уха мыльную пену.
 Погода продолжала оставаться холодной, но человеческие сердца после Нового года явно потеплели. Особенно это относилось к тем, кто пешком или в колясках спешил на храмовый праздник. По желтой песчаной дороге за Воротами справедливости, весело смеясь, ехали и деревенские женщины на осликах, и госпожи, наряженные в парчу: всем хотелось потолкаться в Храме белых облаков.
 Праздновать – значит есть, пить и гулять, а гулять – значит толкаться, толкаться до пота; это, собственно, и является основной целью гулянья.
 На западе, словно ширмы, высились голубые горы. На вековых соснах возле древних могил зеленели новые ветки, на них висели красные бумажные змеи – словно кокетливо приколотые к старушечьим прическам искусственные цветы. Под ногами у осликов шуршал песок, на шее звенели колокольчики, и все это сливалось в стихотворные ритмы… Однако окружающая красота не имела ни малейшего отношения к «гулянью». Достойными внимания считались только смазливые госпожи под навесами чайных, деревенские девушки в красных куртках и зеленых штанах у лотков с соевым отваром, азартная игра в конфеты за воротами храма, торговля из-под полы иностранными сигаретами да старые монахи, сидящие по обеим сторонам ворот и готовые на все, лишь бы получить милостыню.
 У Храма белых облаков, как и у Кумирни большого колокола, была своя история – древняя, своеобразная и увлекательная, но люди, приходившие на храмовые праздники, интересовались только соевым отваром, сладостями и иностранными сигаретами. Ведь главное – повеселиться и потолкаться, а исторические достопримечательности в счет не шли. В здешних чайных зазывали точно так же, как в любой деревне: «Заходите к нам, поглядите хоть одним глазком!» А на что глядеть – неизвестно. Кричи зазывала: «Посмотрите на Западные горы! Здесь так тихо и красиво!» – ни единый посетитель, ручаюсь, не пошел бы в чайную. Поэтому описывать подробно пекинские храмовые праздники не имеет смысла, достаточно сказать: «Народу было видимо-невидимо, и многие женщины в давке потеряли туфли». Правда, такое описание грешит некоторой схематичностью, зато оно полностью соответствует действительности. Писать иначе просто невозможно.
 Итак, Мудрец и Мо Да-нянь прибыли в Храм белых облаков. Мо Да-нянь тут же потащил приятеля в чайную – он не хотел ни есть, ни пить, но ему не давала покоя страшная тайна, которую он жаждал высказать. Зато Мудрец был голоден, и его нос, почуяв запах жареного мяса на вертелах, передал аромат в живот, который неудержимо и музыкально заурчал.
 – Ну, можно говорить? – едва усевшись, спросил Мо Да-нянь.
 – Погоди! Давай сначала что-нибудь закажем! Все равно ведь твои тайны не выходят за пределы засахаренных бобов и маринованных фиников! – засмеялся Мудрец и велел принести жареной лапши, мяса на вертелах и два кувшинчика водки.
 – Не смейся раньше времени! Скажи лучше, ты видел вчера вечером Оуяна?
 – Нет, не видел.
 – А я видел. И не только его, но и ее! – торжествующе выпалил Мо Да-нянь, и его лицо стало краснее курток и штанов всех деревенских девушек, гулявших возле храма.
 – Кого – «ее»? – разинул рот Мудрец, который относился к женщинам с не меньшим воодушевлением, чем к водке и вину.
 – Ван!
 – Но ведь они друзья…
 – Я этого не заметил. Он вел себя совсем по- другому – даже не так, как полагается вести себя с женщиной!
 Мо Да-нянь рассказал о том, что видел и слышал ночью, и участливо добавил:
 – Может быть, я и дурак, но послушай-ка моего глупого совета: займись поскорее каким-нибудь делом или вернись домой, нечего тебе сидеть в этом болоте! Оуян – вероломный человек!
 – А если ты ошибся? Мне надо кое-что проверить! К тому же вернуться домой опозоренным, исключенным из университета я не могу! – гордо сказал Мудрец и отхлебнул водки.
 – Наш университет все равно скоро закроют.
 – Откуда ты знаешь?
 – Ли Цзин-чунь сказал.
 – А ты слушай его побольше!
 – Ладно, я свой долг выполнил. Если тебе хочется, оставайся, погуляй здесь, а я поеду в пансион – совершенно не выспался сегодня! Послушай меня все-таки, выберись из этого болота, найди место почище! Ну, пока!
   Глава восьмая
  Мудрец сидел в вагоне второго класса; у ног его стоял заграничный чемодан, в который были стыдливо спрятаны китайские туфли из синей парчи. Все время, пока поезд стоял на Восточном вокзале, Мудрец думал о том, какое великолепное средство передвижения придумали люди. «Ни лошадей не нужно, ни ослов! Мои предки даже не видели поезда, а я не только вижу, но и еду в нем, значит, я умножаю славу предков! Правда, изобрели паровую машину ученые, но чего бы она стоила без наших похвал?» Он оглядел окружающих пассажиров: одни широко зевали, как зевают только в путешествии, словно перед этим несколько ночей не спали; другие делали вид, что читают развлекательную литературу, которой торгуют на вокзалах, а сами не сводили глаз с ног своих соседок; третьи держали в зубах дорогие сигары и каждую минуту вытаскивали золотые часы… Что за пошлятина, просто противно! Чжао Цзы-юэ посмотрел на свой заграничный чемодан и почувствовал, что только он, Мудрец, имеет право ехать во втором классе.
 «Мо Да-няню вообще-то можно верить, но… – паровоз дал два свистка, – Оуян расстроится, что я так неожиданно скрылся. – Поезд с грохотом промчался по мосту. – Как же быть с Ван? А, думай не думай, все равно бесполезно!» Он взглянул в окно: дома, деревья, телеграфные столбы – все убегало назад и навевало тоску.
 Наконец поезд подошел к Ланфану. Здесь все для Мудреца было ново, интересно, поэтому он, как можно глубже запрятав мысли о прошлом и исполнившись надежд, стал думать о будущем: «Получил ли Чжоу Шао-лянь мое письмо? Вроде бы должен получить – ведь я отправил заказным. Сколько взять носильщиков? Для одного чемодана двух, пожалуй, хватит?
 К счастью, кроме пары туфель, там