Манса сжал губы и, взглянув на целившегося в него перепуганного юношу, процедил:

– Честь или смерть.

Юноша сглотнул, но остался стоять на месте, хоть руки его и дрожали.

Фрисия смерила Мансу взглядом. В глазах обоих сверкала застарелая ненависть. В воцарившейся затем тишине раздался свист ветра, и холодные, густые капли дождя вновь принялись окроплять непокорную землю батея.

Еще несколько секунд Фрисия не сводила с Мансы глаз; губы ее корчились в бездушной, кровожадной улыбке. Никто – ни негр, ни мулат, ни белый – не мог той ночью помешать ее мести свершиться.

Продолжая улыбаться, она замахнулась кошкой-девятихвосткой и с криком ярости обрушила ее на голое тело Солиты.

И мокрой землей батея завладела смерть.

Глава 49

В асьенде загремели колокола.

Мар с Ариэлем были уже недалеко, когда вдруг пропал окутывавший батей свет. Асьенду вмиг поглотила темнота, погрузив ее в безнаказанность мрака и оставив ее на милость душ, жаждавших мести. Сквозь ночную непогоду ветер донес до них отзвуки поднявшегося гвалта, по мере приближения становившегося все отчетливей.

Когда они въехали на кладбище, Ариэль подстегнул мула. Как бы Мар ни старалась убедить его, что другой ведьмы, кроме Фрисии, там не было, Ариэль на всем пути бормотал молитвы о защите от гарпий и колдуний-кровопийц. Сидевшая на телеге Мар зажимала лежавшему у нее на руках Виктору рану, беспрестанно слушая его сердце. Они добрались до медицинской части, и у Мар защемило в груди, когда ей пришлось оставить Виктора на Ариэля. Она не хотела его покидать, боясь больше не застать его живым. Но в этой мучительной ночи разворачивалось другое несчастье.

Мар побежала в сторону бараков. По пути ей встречались толпы женщин и детей, которые, воспользовавшись повисшей над батеем темнотой, предвещавшей горести и страдания, покинули патио. Ничто не пугало белых сильнее, чем негры с факелами или мачете в руках. Триста разгневанных до предела африканцев вызывали в них панику и непреодолимое желание спасаться бегством; они понимали, что если от мачете им еще удастся спрятаться, то против огня они были бессильны. Вся асьенда стала свидетелем помешательства Фрисии, и полсотне вооруженных служащих долго сдерживать негров не удастся.

Мар узнала Росалию, бежавшую по главной дороге батея вместе со своей домработницей. Там же она увидела и Паулину, тянувшую за руку Баси; та тяжело дышала, на лице ее застыл страх. Прямо за ними спешили и Мамита с кормилицей, несшей на руках Надин.

– Что происходит? – спросила у них Мар.

Когда под грязной одеждой и перепачканным кровью лицом они узнали Мар, удивлению их не было предела.

– Матерь Божья! Сеньорита Мар, что с вами приключилось? – задыхаясь, выпалила Баси.

– Что происходит в бараках? Где Солита?

– Ох, нинья Ма, – всхлипнула Мамита. – Эта сеньора совсем рехнулась.

– Фрисия помешалась! – воскликнула Паулина, стараясь перевести дух. – Она доиграется, что нас всех перебьют! Манса предупредил, что если она тронет Солиту, негры пойдут на нас с мачете. А затем, добавил он, подожгут всю асьенду. Но Фрисия его не послушала! Она совсем умом тронулась. Служащие насилу их сдерживают. Их слишком много! Эти негры хотят нашей смерти! Понимаешь? Спасайся!

Мар схватила Паулину за плечи.

– Веди женщин и детей в подвал особняка.

– В подвал? – с ужасом переспросила Паулина.

– Слушай меня! – воскликнула Мар. – Прятаться дома – значит обречь себя на верную смерть: вас сожгут. А в подвале у вас хотя бы есть шанс.

– Но Манса знает об этом месте.

– Он ничего вам не сделает.

– Откуда ты знаешь?

– Ради Бога, Манса никако не убица, – вмешалась Мамита.

– Делай, что я говорю! – закричала Мар. – Никто, кроме Мансы, не знает, как пробраться в тоннель. Если особняк подожгут, огонь до вас не дойдет.

Паулина всхлипнула.

– Я не знаю, смогу ли.

– Конечно, сможешь. Баси будет с тобой.

Баси тоже стояла в слезах.

– Это Диего ударил вас по голове? – спросила она, разглядывая Мар.

Но Мар не ответила.

– Соберите всех женщин и детей и ведите их в тоннель.

– Мы все погибнем, да?

Несмотря на существовавшие между ними различия, Паулину Мар плохим человеком не считала, просто с самого раннего детства судьба была к ней неблагосклонна, ей приходилось сражаться за свое место в мире, в котором она только и знала, что страдала и оплакивала потерю родных; выросла она на просторах сельских полей, мечтая о любви. На рассвете юности она билась за собственное благополучие и благополучие своих близких. И осуждать за это нельзя. А потому Мар не сомневалась: мужества ей не занимать.

– Вы, Мамита, ступайте в медицинскую часть. Там Ариэль, и ему понадобится ваша помощь. – Затем, сжав губы, она напоследок произнесла: – Берегите себя.

– Пойдемте с нами… – взмолилась Баси, но Мар уже приподняла юбки и пустилась бежать. – Вас же убьют! Пожалуйста, сеньорита!

Чем ближе к баракам подходила Мар, тем бежавшая навстречу толпа становилась все плотней; они кричали, и плакали, и возбужденно дышали. Видела она и управляющего с супругой Урсулой, которые при каждом звуке выстрела наклоняли головы, и других служащих с семьями, с которыми она лично знакома не была, но узнавала их лица.

– Идите к особняку! – кричала она каждому встречному, не зная, послушают ли ее. – Там вам помогут!

Патио в бараках контролировали служащие Фрисии. Одни – стоя на земле, другие – верхом на лошади; все они как могли сдерживали натиск человеческих тел, пытавшихся проломить ограждавшую Фрисию живую стену. Блеск мачете и ружейные выстрелы нагоняли на Мар страх, но она все же сумела пробраться сквозь арьергард, состоявший из всадников, и очутилась посреди патио.

– Вы куда, сеньорита? – раздался голос позади нее.

С каждым выстрелом тела пригибались, но через несколько секунд вновь бросались на ружья. Однако несколько последних с грохотом разорвавшихся пуль она даже не заметила.

При виде Солиты ее охватил внезапный, непреодолимый ужас, заглушивший все остальные чувства. Голова закружилась, и на мгновение ей показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Она даже позабыла об угрожавших перерубить ей шею мачете. Смерть в таком случае была бы по крайней мере мгновенной.

Одетая в шелка и тафту Фрисия походила на вырвавшегося из самой преисподней змея. С нечеловеческой яростью она хлестала Солиту по спине, будто бы получая от этого удовольствие. Второй раз за день Мар ощутила внутри готовность убить, умышленно причинить другому