– А Египет?

– Вестей от Сабина пока нет. Я послал его, чтобы эта провинция отошла к нам, но оттуда ничего не слышно. Нет известий и от гонцов, отправленных в Палестину и другие страны Востока, чтобы вести переговоры с легатами и другими начальниками, чьи родственники оказались у нас в заложниках. Ни единого слова. Положение Нигера прочно как скала.

– Да уж…

Юлия принялась расхаживать по палатке, видя, что муж на нее не смотрит – только слушает. Она ожидала, что он проявит к ней больше внимания. Что ж, это лишь начало, все еще впереди…

– Что думаешь? – спросил Север.

Юлия остановилась и поглядела на него.

– Ты хочешь знать, что я думаю о предложении разделить высшую власть в империи, но даже не удостаиваешь меня взглядом, – отрезала она, не в силах скрыть оскорбленной женской гордости.

Септимий поднял глаза на нее.

Она улыбнулась.

Он – нет.

Юлия вздохнула и стерла с лица признаки тайной радости.

– Ничего не выйдет, – наконец сказала императрица. – Два августа, ты и Нигер, и один цезарь – Альбин в Британии. Слишком сложно. Начнем с того, что, если ты дашь согласие, не посоветовавшись с Альбином, тот может счесть это враждебным поступком и ты получишь неприятности на Западе. А если ты решишь снестись с Альбином, Нигер выиграет время. И потом, Альбин непременно ответит отказом. Он ведь хочет, чтобы вы с Нигером сошлись на поле боя. От исхода битвы будут зависеть его действия.

– Я думаю точно так же, – признался Север, после чего замолк и вновь уставился в пол.

Юлия подавила в себе приступ уязвленной гордости.

– Ты хочешь от меня еще чего-нибудь? Я могу сделать что-нибудь для тебя, от твоего имени?

Север покачал головой, не глядя на нее.

Она сделала вдох, наполнив легкие воздухом из той пропасти, что, казалось, отделяла ее от супруга, повернулась и, не попрощавшись, вышла из палатки. Свежий вечерний воздух принял ее в свои объятия, принес облегчение. Септимий по-прежнему отвергал ее как женщину, но спросил у нее совета в важном деле. Во всяком случае, главнейшие вопросы и дальше будут решаться так же.

Юлия зашагала прочь.

Несколько дней назад Гален осмотрел маленького Бассиана и сказал, что небольшой жар, от которого все еще страдал малыш, – сущий пустяк. Об этом можно не беспокоиться.

Юлия вздохнула.

С мужем все складывалось намного сложнее.

До восстановления прежних отношений было пока далеко. Септимий все еще гневался на жену за то, что она против его воли решила принять участие в новом походе. И все-таки именно этот путь, трудный и извилистый, вел к желанной, единственно правильной цели. А то, что случилось той ночью, стало досадной ошибкой. Краткий разговор с мужем должен был стать новой вехой в их жизни. Юлия знала, что позаботится об этом и оба вновь станут одним целым, после чего смогут справиться с чем угодно и кем угодно. Она не допускала мысли о поражении.

XLV. Битва при Иссе

От Византия до Анкиры[35] Зима 194 г.

Север отказался делить империю с Песценнием Нигером.

Война разгорелась с новой силой.

Легионы Севера сняли осаду с Перинфа, где изнемогали люди Цилона, и отбросили когорты Нигера к Византию.

Последний, как выяснилось, был хорошо укреплен и выдержал приступ. Но Север не стал поступать с ним так же, как Нигер – с Перинфом. Чтобы не увязнуть в боях у стен города, он оставил там своего брата Гету и Цилона, доверив им ведение осады, а сам с большей частью мезийских и паннонских легионов устремился вглубь Азии. С ним были Алексиан, Лет, прочие легаты и, конечно же, Юлия, ни в коем случае не желавшая оставаться в тылу. А также ее сестра Меса и их дети.

Прежде чем Север успел расположиться близ Византия и приступить к осаде, Нигер покинул город, оставив там множество солдат, а кроме того, большие запасы оружия и продовольствия. Он направился на восток, зная, что Север будет его преследовать. Именно это и было нужно Нигеру.

В битвах при Кизике и Никее данубийские легионы одержали верх над противником. Север стал хозяином двух провинций, Вифинии и Азии. Воины еще дважды провозгласили его императором[36], вновь подтвердив, что они соединили свою судьбу с судьбой бывшего наместника Верхней Паннонии и всегда будут с ним, что бы ни случилось.

Север – возможно, руководствуясь суеверием – двинулся в Галатию[37], чтобы пройти хотя бы частично тем же путем, что и Александр Великий, полтысячи лет назад сражавшийся в этих краях с Дарием Третьим. Все знали, как глубоко чтит Север знаменитого македонца, – но, помимо этого, захват срединной части Анатолии позволил бы укрепить его власть в недавно занятых провинциях, так что никто из легатов не стал возражать. Да и легионеры чувствовали себя бодрее, шагая дорогой Александра.

Но затем настала зима.

Суровая зима. Эти малонаселенные области Малой Азии, гористые, удаленные от моря, славились сильными холодами. Север благоразумно укрылся в Анкире, как некогда Александр, и его солдаты неплохо провели зиму – в тепле и сытости, более или менее защищенные от ветра.

Снег шел почти ежедневно.

Неудивительно, что в эти тягостные, свинцово-серые дни жители Анкиры и легионеры часто видели, как Север заходит в храм, воздвигнутый в честь божественного Августа. Он проводил там многие часы, читая надписи – те же самые, что по велению Августа были нанесены на стены его мавзолея в Риме. На двух языках, латинском и греческом, перечислялись деяния первого римского императора, с подробным описанием каждого из них. Список казался бесконечным. Север начал с первой записи. Уставившись на выведенные краской строки, он принялся внимательно читать:

Rerum gestarum divi Augusti, quibus orbem terrarum Imperio populi Rom. subiecit, et impensarum, quas in rem publicam populumque Romanum fecit, incisarum in duabus aheneis pilis, quae sunt Romae positae, exemplar subiectum. Annos undeviginti natus exercitum privato consilio et privata impensa comparavi…

[Перечень деяний божественного Августа, посредством которых он подчинил весь земной круг власти римского народа, и денег, потраченных им на благо Римского государства и народа, как отлито на двух бронзовых колоннах, стоящих в Риме.