супротив них Рослав сел. В глаза друг другу старались не смотреть.
— Ну, милые, делов натворили вы совсем не детских, — начала Синеока, — впору их теперь нам, старикам, переделывать да перерешивать. Поубивать друг дружку захотели, жизни лишить! Всё про вас знаем! Что ответствовать будете? О чём просить станете?
Жёсткий взгляд старухи остановился на лице девушки и тут же переместился на Зоремира.
— Девку понять я могу, но ты… Как согласился на подлость такую?
— Встань, паря, встань! — вступил в разговор Кужел. — Жизнь твою решать будем!
Он повернулся к сидящим ватажникам:
— Слово ваше скажите!
Косматый и бородатый мужик проговорил хриплым простуженным голосом:
— Мне мальца отдайте! Пойдёт с нашей ватагой на реки дальние в сторону заката. На будущее лето в посёлок возвернётся. Ежели лениться не станет, то мы из него знатного охотника сделаем. Шкурок звериных много привезёт, купцам продаст, а там, глядишь, достаток в доме отцовском появится.
— Ишь чего удумали! А дитё родится, кто отцом ему будет? — встряла в разговор Бажена.
— А Зоремир и будет! — старуха сверкнула глазами. — Поженим вас, а опосля его в ватагу отдадим да в поход отправим. Нечего ему дома сидеть и девок брюхатить!
— Так тому и быть! — прозвучал голос старосты Кужела.
— Ну а Рослава мне отдай, хозяйка! — улыбнулся Здышко. — Я его в стражу городскую пристрою. Парень он крепкий, неглупый, повзрослеет быстро, в начальные люди выбьется. А коли при деле воинском будет, так и с девками баловать некогда станет! Про Бажену эту позабудет.
— Что ж, согласна я с тобой, Здышко. Мудро рассудил! — бабка улыбнулась одними глазами. — На том и закончим!
И действительно, после бабкиного судилища Рослав начал свою службу в отряде стражников Новогорода. Ему приходилось много заниматься с оружием, учиться воевать в пешем и конном строю да на воротах и стенах крепостных охрану нести.
Встречи с Баженой становились редкими и мимолётными, не приносящими ему никакой радости. Он уже начинал замечать изменения, происходящие в ней. Лицо и фигура девушки округлились, движения стали плавными и медленными. Она была по-прежнему милой и желанной, но душевная близость меж ними куда-то исчезла. А может быть, её и не было вовсе?
Рослав вспомнил свой последний разговор с Баженой на окраине посёлка перед отплытием в Холм.
— Прости меня! — в голосе девушки слышались горечь и сожаление, а на лице читались смирение и раскаяние. — Это я во всем виновата. Боялась страшно отца своего. Коли узнал бы, что понесла я от Зоремира, убил бы! Потому мы долго думали, что же делать и как быть дальше. И решили обмануть тебя. Видели, как смотришь на меня, а подойти боишься. Ты же добрый, мягкий, рад поверить всему. Да и мне противен не был. А любила я всегда Зоремира! Но сам знаешь, мой род не принял бы его. Не держи зла на меня, Рослав. Прощай!
Девушка поспешно повернулась и почти бегом бросилась по тропинке в сторону своего дома, но неожиданно остановилась.
— Хочу предупредить. Опасайся Зоремира, он злопамятный и жестокий человек! Перед своим уходом в леса с ватагой охотников клялся, что непременно отомстит тебе!
Рослав помнил, как долго тогда стоял и смотрел вслед Бажене, понимая, что расстаётся с нею навсегда.
Глава 61
Он стоял на краю высокого крутого берега Вины, смотрел куда-то вдаль и даже не замечал, как по щекам нескончаемым потоком катятся слезы. Лёгкий речной ветерок шевелил волосы, приятно холодил лицо, сдувая с ресниц набегающую влагу. На душе было так пусто и тошно, что жить не хотелось…
Всё произошедшее с ним за последние дни не могло привидеться даже в самом кошмарном сне.
Его отец, ярл Эйнар, был убит из засады при высадке с драккара. Вот только выяснилось, что ярл ему вовсе не отец… Девушка, которую Антон любил и на которой хотел жениться, погибла в лесном посёлке у него на глазах. И нынче он так же неожиданно узнал, что она приходилась ему сестрой. Учитель, друг и великий воин Клепп, к каждому слову которого юноша прислушивался, оказался его настоящим отцом. И с ним волею богов ему пришлось вступить в смертный бой, победить в котором было невозможно. И всё же настоящего его отца тоже убили. Смерть свою Клепп принял от руки Мэвы, матери собственного сына.
Юноша мысленно содрогнулся от ужаса. Мертвы все, кого он любил! Жизнь потеряла всякий смысл. Да и ради чего теперь стоило жить?
Клокочущие рыдания подступили к горлу, одновременно вызывая изнутри позыв к рвоте. Чтобы случайно не рухнуть с обрыва, Антон сделал два шага к ближайшему кусту позади себя и упал на колени. Рвало его тяжело и мучительно. И даже когда желудок был полностью опустошён, спазмы и толчки ещё долго не прекращались.
Наконец, измученный и совершенно обессиленный, он с трудом поднялся на ноги и снова подошёл к краю обрывистого берега. Каждая частичка тела подрагивала, в ушах стоял звон. Хотелось окунуть голову в холодную воду и прополоскать рот, прогоняя тошнотворный запах и кисло-горький привкус. Юноша попытался найти взглядом ведущую вниз, к воде, тропинку, но её поблизости не было видно.
Вдруг он услышал со стороны кустов тихий звук чьих-то приближающихся шагов, и уже через мгновение перед ним стоял Альрик.
— Прости меня, брат, я шёл за тобой следом, надеялся, что удастся поговорить. Случайно видел все твои мучения! Знаю, как тебе плохо. Ты остался один. Так же, как и я… Но у тебя всегда были отец и мать, много друзей. У меня же близких людей не было никогда… Разве что наш с тобою дед ярл Харальд, но я его не так часто видел. Ну, может, ещё Беркер — чужеземный воин, учивший меня стрельбе из лука. Вот, пожалуй, и всё. А знаешь, мне всегда очень хотелось подружиться с тобой. Как-никак, мы же ближние родичи! Пусть даже отцы у нас разные, но мать ведь одна!
Возвышаясь почти на две головы над младшим братом, Антон вдруг почувствовал, как исчезла ноющая боль в груди и животе, стихли гулкие удары сердца.
— Уф-ф-ф! — тяжко и хрипло выдохнул он. — Что-то совсем мне плохо было, а ты вот подошёл — и полегчало.
— Тебе нужно успокоиться и хорошенько отдохнуть. Мне кажется, что ты сам себя во всём винишь и та вина изнутри разъедает душу!
— Да как же не винить! Учителя своего не разглядел… На мечах с ним бился и не распознал его руку, удары, движения…
— Видать, Клепп не хотел, чтобы люди узнали, кто он!