Хотя в гадальной палатке карту Смерть вытащила Лаванда, сейчас эту карту держала в руке, казалось, сама мадам Марлин, и скелет с косой был к ней гораздо ближе.

Глава 25

Телеграф был не нужен, достаточно оказалось разговоров. Скоро по округу Гастингс эхом прокатились новости: пророчица тяжело больна.

Глашатай объявил, что мистическую феерию отложили. Об этом в высшей степени прискорбном повороте событий возвещали листовки, расклеенные в магазинах и на фонарных столбах. Каким-то образом просочились новости и о местонахождении мисс Траут, возможно, разболтали возчики. На крыльце у Лаванды стали появляться горшки с едой. А также карточки с анютиными глазками и фиалками. Приходили люди, желавшие нанести дружеский визит. Пришлось повесить на двери табличку, что мисс Траут нуждается в уединении и кратчайшим путем к ее выздоровлению будут тишина и покой. Однако тетя Гестия Бак все-таки прорвалась в комнату, заламывая руки, а потом пила чай в гостиной, где в ночной рубашке Лаванды лежала Аллегра. Миссис Клемент Роуз тоже пустили в дом, она принесла носки, которые связала для пророчицы, красные, как ее плащ.

Роберт Траут чувствовал себя бесполезным, неприкаянным и каждый день ходил по деревне взад-вперед. Расспросы о здоровье пророчицы его утомили. Он тоже нуждался в тишине и покое. Снег сошел, можно было идти в лес, и Лаванда, взяв у Арло карандаш, нарисовала Роберту карту удобного маршрута вдоль реки Мойры. Он, конечно, и раньше гулял по лесу, но путем, который Лаванда нарисовала, в свое время любила ходить ее мать. Роберт надел снегоступы, принадлежавшие отцу Лаванды, и отправился.

Шел третий день заточения Аллегры. Доктор Миньярд диагностировал у пациентки инфлюэнцу с опасно высокой температурой, осложненную постоянным недоеданием и чрезмерной работой, все это вместе сильно ослабило ее и привело к истощению. Врач сказал, что ей потребуется диета, богатая железом: красное мясо, овощи, курица.

Во время этих громогласных рекомендаций Арло разжигал камин.

– Только не наша! – воскликнул мальчик.

– Твою пощадят, Арло, – рассмеялся Варн Миньярд. – Вам с Лавандой самим нужны яйца.

Почувствовав, что наиболее серьезная опасность для Аллегры миновала, доктор вернулся к себе в медицинский кабинет, пообещав зайти вечером.

Аллегра спала, а Лаванда ходила на цыпочках, не зная, чем себя занять, уставшая от непривычного безделья и немного раздраженная. Странно было видеть в своем доме лазарет, и, по правде говоря, присутствие Аллегры несколько беспокоило. Они не были друзьями, и Лаванда, конечно, мечтала, что та вскоре покинет ее кров. Но зла ей при этом не желала и думать не думала, чтобы этот уход был связан со смертью. Она смотрела на все еще спящую женщину, чьи темные, влажные от пота волосы волнами струились по подушке… Да как же можно даже в болезни оставаться такой красивой?

Лаванда на цыпочках подошла к зеркалу в гостиной. Ее собственная внешность никоим образом не могла сравниться с красотой Аллегры, даже в таком непритязательном виде. И никогда бы не сравнилась. И все же, подумала Лаванда, я не горгулья. Поддавшись порыву, она тихонько подошла к передней, где несколько дней назад пророчицу разували, и теперь там стояла ее безошибочно узнаваемая обувь. Из гостиной донесся легкий храп. Лаванда натянула на себя остроносые сапожки, и те сели идеально. Одним словом, ее ноги на минутку очутились в сказке.

Лаванде очень хотелось походить в сапогах по дому, любуясь собой, но она боялась разбудить их хозяйку, выздоравливавшую у нее в гостиной. Но все-таки не удержалась и на цыпочках подошла к высокому зеркалу в прихожей, чтобы полюбоваться собой в полный рост. Сапожки на ее ногах, по сравнению с обычными неуклюжими резиновыми веллингтонами, выглядели действительно привлекательно, и Лаванда крутнулась, как в танце, поддернув юбку, и та слегка взлетела, демонстрируя яркую обувь.

С обморочной кушетки раздался визг:

– Сначала ты украла у меня деверя, а теперь еще и сапоги?

Аллегра проснулась. Сама. Живехонька. И застигла Лаванду на месте «преступления». Преисполнившись стыда, девушка наклонилась, чтобы снять с себя чужую обувь. Как она могла взять без спросу вещи женщины, которая больная лежит у нее в доме! Она поставила сапожки у входной двери и поспешно надела свои потертые домашние тапочки.

– Я… только хотела примерить, – пролепетала Лаванда и плюхнулась, как пристыженный ребенок, в кресло-качалку. Ее вдруг зазнобило, и она принялась тереть руки, чтобы согреться.

– Ну ладно, надеюсь, ты их не испортила, – сменила гнев на милость пациентка, чуть приподнимаясь на кушетке и засовывая подушки себе под спину. Ее лицо стало менее бледным: ясно, она начала выздоравливать. – Господи прости, сколько я тут провалялась?

Лаванда ответила.

– А год нынче какой?

– Тысяча восемьсот шестьдесят первый, – сообщила Лаванда. – И многие люди принесли открытки и пожелания здоровья. Они в корзине у входной двери.

Аллегра застонала.

– Черт возьми, я же пропустила свою мистическую феерию. А мне так нужны эти деньги. – Голос у нее был низкий, хриплый, словно она поцарапала горло старым сухарем.

– Что вам нужно, мисс Рагглз, так это отдых. И могу добавить, что доктор Миньярд доблестно ухаживал за вами день и ночь, и без его заботы вы бы…

Аллегра с перекошенным от удивления лицом приподнялась еще и почти села.

– Рагглз? Ты знаешь мое имя?

– Я знаю все, – отозвалась Лаванда.

– Роберт, – проворчала она. – Ведь так и знала, что этот недоумок однажды распустит язык. Чтоб ему пропасть! И провалиться в тартарары, потому что мы слишком надолго задержались в этом городишке, и все может рухнуть.

Как бы Лаванда ни сочувствовала больной женщине, это было уже слишком.

– Как вы можете проклинать Роберта? Он годами рабски вам служил. Доктор Миньярд вырвал вас из лап смерти. Я приютила вас здесь, где теплее и уютнее, чем в доме вашей тетки Гестии Бак. А француженка Софи приносила еду. Разве в вас нет ни капельки благодарности, мисс? Полагаете, вся вселенная вращается вокруг вас?

– Полагаю, я… и в самом деле немного избалована, – согласилась Аллегра, и на ее лице, как ни странно, мелькнуло нечто вроде раскаяния. Ее словно окутала некая аура воздаяния, и она на некоторое время затихла.

Лаванда уловила тиканье часов.

– Что касается Роберта, то ваш