Аллегра, казалось, была готова ответить, когда в другом конце комнаты заиграла арфа. «Всю ночь напролет», эту нежную валлийскую мелодию, которую любила исполнять мать Лаванды. Никогда еще арфа не пела так красиво и звучно.

Услышав ее, Аллегра резко выпрямилась, распахнув глаза, застывшие на лице озерами удивления.

Арфа смолкла. Струны перестали трепетать.

– Господи, – сказала Аллегра. – В первую минуту мне показалось, что я еще брежу, но нет. Все совершенно реально. Эта арфа! Какая потрясающая вещь! И это означает только одно: ко мне вернулись все мои силы! Я снова на коне! Аллилуйя!

Это была самая длинная речь, которую она произносила за последние дни. Лаванда вскочила со стула и ткнула кочергой в горящее полено. Потом повернулась к женщине на импровизированной больничной койке.

– Аллегра Траут, – выдуманное имя в этот момент подходило лучше всего, – значит, по-вашему, это вы заставили арфу играть?

– Конечно, вне всякого сомнения, ведь я пророчица.

– Да прекратите вы нести эту чепуху про пророчества! – взвизгнула Лаванда. Зародившееся было сочувствие растаяло как дым. Теперь они обе ощетинились. – Роберт все расставил по своим местам и раскрыл мне правду. Вы когда-то были великолепной наездницей в цирке, и я сама восхищалась вашими чудесами, и признаю, что они были, отдаю вам должное. Но теперь знаю, почему вы обхаживаете доктора Миньярда. Охотитесь на одинокого старика, чтобы выяснить, что с него можно получить. И пусть на вас моя ночная рубашка, но музыка арфы исходит только от меня!

Лаванда так разгорячилась, что расстегнула на блузке верхнюю пуговку, схватила со столика газету и принялась обмахиваться.

В два рывка Аллегра выпрямилась. К ней вернулась царственная осанка. Прежним стало и лицо, грозным, полным огня, таким, какое когда-то заставило Лаванду трепетать.

– Тогда что же это? – фыркнула Аллегра. – Я имею в виду арфу. Кто? И что это значит?

Лаванда поставила кочергу обратно на подставку.

– Думаю, это моя мать, – сказала она. – Ее дух. А ее музыка, подозреваю, побуждает нас прекратить споры, потому что при жизни мама была очень миролюбива.

Аллегра заметно успокоилась и уже более спокойно ответила:

– Я в это не верю, мисс Фитч. Ибо, что бы вы обо мне ни думали, я спиритуалистка до мозга костей и знаю точно: личность вашей матери продолжает жить где-то в иных сферах, за пределами этого мира, в тех краях, где обитают духи.

– А сады там есть? – поинтересовалась Лаванда. – Матушка обожала свой.

– Думаю, что есть, – сказала Аллегра. – Об этом писал провидец из Покипси, да и другие. Я сама неоднократно встречалась с Сайласом, моим покойным мужем. И он говорил со мной из мест, которые называл приятными и очень зелеными.

– Возможно, там, в садах иных сфер, мороз не орудует своим смертоносным топором, – сказала Лаванда.

– Что? – переспросила Аллегра.

– Ничего, – ответила Лаванда. – Слишком сложно. И касается цветов, которые, думаю, вас не очень волнуют.

– Верно, меня они мало интересуют, – призналась Аллегра. – Они только и делают, что вянут да опадают. Лошади живут дольше. Но расскажи больше об этом чуде, об этой арфе.

– Арфа играла несколько раз, – сообщила Лаванда. – Роберт ее тоже слышал.

Аллегра отхлебнула воды из стакана, стоявшего на столике рядом с обморочной кушеткой.

– Это же настоящее чудо, Цветочная Королева! Бросай свои грядки да клумбы, бери арфу – и в путь. Продемонстрируй ее волшебство всему континенту, и у тебя будет чертовски прибыльное предприятие!

Хоть зима, из-за которой Лаванда чувствовала себя словно в крепости, уже порядком ей надоела, она сочла предложение Аллегры несуразным.

– Дом арфы здесь. И играет она, когда сама хочет, а не когда я приказываю. Здесь и мой дом. Сад, все средства к существованию тоже здесь. То, что вы предлагаете, мне решительно не интересно.

Аллегра уставилась на зашитую прореху на юбке Лаванды.

– И какое же качество «средств к существованию» тебе обеспечивает сад? Здесь ведь даже еды толком не было, чтобы меня накормить, – француженка приносила. А на кухне живет курица! Я в бреду слышала, как она кудахчет, и не сразу поняла, что мне это не кажется. И ты, похоже, даже не можешь позволить себе новую юбку.

Причин скрывать правду не было, поэтому Лаванда решила признаться.

– Это правда, я… осталась без гроша. Пурга налетела так внезапно, что пришлось бросить в конюшнях целый воз непроданных рождественских венков. И теперь придется придумывать, какие еще поделки подготовить к ближайшим праздникам, чтобы на это жить.

Аллегра хлебнула еще воды. Краски на ее лицо уже практически вернулись. Либо разговор подействовал на нее так живительно, либо арфа.

– А что ты собираешься «придумывать»? День святого Валентина не так уж и далеко.

Для того, кто совсем недавно не помнил, какой нынче год, Аллегра крепла и свежела просто на глазах, как полевой цветок, весной впитывающий солнечные лучи.

– В этом-то вся и загвоздка, – пожаловалась Лаванда. – Я почти уверена, что венки людям уже неинтересны, а новых идей для Дня влюбленных придумать не могу. Мой творческий колодец иссяк.

Она с трудом сдержала слезы.

– Да ты с этой арфой просто на золоте сидишь, но слишком сопротивляешься или боишься… воспользоваться ею. Ну раз так, тогда вари, что ли, хоть кленовый сироп, да и продавай у поезда.

– Сироп уже кто-то продает, – возразила Лаванда.

Напряженный момент. Снаружи на землю упала сосулька.

– Да уж, ты скатилась на самое дно, – подытожила Аллегра.

Лаванда призналась, что это правда.

Аллегра задумалась на минуту.

– Раз уж ты меня приютила, а то ведь я могла бы и погибнуть, то, вероятно, тебе следует помочь.

– Я с благодарностью приму любую помощь. Наверное, погадаете? Я ведь уже несколько месяцев кое-что ищу. В тот день на кладбище я пыталась просить вас о помощи, но вы и слушать не стали.

Аллегра еще немного подумала, жуя прядь темных волос – манера, которой Лаванда раньше не замечала. Потом весело вскрикнула, уже совершенно оправившись:

– У меня идея! И не потребуется никакого вмешательства духов. Все есть у нас прямо под носом. Потрясающе! Где мой бархатный плащ? Он, кажется, в передней рядом с сапогами. Принеси его.

Лаванда так и сделала, и роскошный алый плащ лег на обморочную кушетку, словно величественный закат. Местным портным так и не удалось его воспроизвести, цвет был совершенно особенным, по-видимому, редким. Самое великолепное одеяние, какое когда-либо окутывало женские плечи. Воистину облачение пророчицы.

– А еще принеси мне портновские ножницы, – велела Аллегра. – Потому что по твоей юбке вижу, – и она указала на залатанный кусок, – шить ты умеешь.