Раздался страшный рев, но сенаторы, удобно расположившиеся рядом с императорской ложей, даже не вздрогнули – лишь посмотрели туда, где стоял трон. Однако там никого не было – ни Юлиан, ни члены его семейства не присутствовали при этом позоре. Сенаторы позволили себе осторожно рассмеяться. Вновь послышался оглушающий рев. Из стойл слева от арены вывели слонов. Животные вышли на поле, где некогда гнались друг за другом квадриги. Преторианцы принялись сооружать башни из дерева и полотна на спине каждого из них. Гигантских зверей не собирались приносить в жертву, как при Коммоде, – им было суждено стать новым оружием в битве у стен Рима. Слоны не были рассержены, а лишь испытывали неудобство: им не нравилось, что люди возятся у них на спинах.

– Смотрятся поистине внушительно, – заметил Дион Кассий.

– Да, – согласился Сульпициан.

– Возможно, это остановит Севера, – предположил Аврелий, сын Клавдия Помпеяна.

– Не уверен… – возразил Дион Кассий, но тут же оборвал свою речь.

Один из слонов, стоявший во главе группы из двенадцати животных, на чьи спины уже поставили башни – в каждой помещались несколько преторианцев и погонщики, – вел себя беспокойнее других и безостановочно ревел.

– Творится что-то неладное, – сказал Дион.

Слон, казалось, вышел из себя. Он начал двигаться и трястись, пытаясь сбросить с себя тяжелую башню с солдатами.

– Ничего не знаю о слонах, – взял слово Сульпициан, – но, по-моему, они его перегрузили.

Башня начала раскачиваться. Стоявшие в ней преторианцы крикнули что-то погонщику. Тот достал из сумки на боку животного молот и большое долото, чтобы смертельно ранить слона в голову, прежде чем животное скинет их со спины и, по всей вероятности, растопчет. Но погонщик действовал слишком медленно; башня опрокинулась влево, а вместе с ней и слон. Доски, полотнище и солдаты оказались на песке, канаты, которыми сооружение крепилось к телу животного, порвались. Слон, лежавший на боку, почувствовал, что освободился от груза, и стал подниматься, затрубив еще громче – хотя, казалось, громче было уже некуда, – потом устремился туда, где мизенские моряки в очередной раз пытались образовать черепаху и двигаться, не нарушая строя. Видя, что к ним мчится не управляемый никем зверь, они побросали щиты и мечи и разбежались кто куда.

Другие слоны, поняв, что их сотоварищ освободился от груза, тоже начали стряхивать с себя деревянные укрепления, которые водрузили на них без всякой предварительной подготовки. Башни попадали на арену, помещавшиеся в них преторианцы и погонщики переломали себе кости.

Наступило всеобщее смятение.

Дион Кассий смотрел с открытым ртом на метавшихся по арене слонов, преторианцев и матросов. Он покачал головой: Юлиан, Септимий, Альбин, Нигер… все сражаются за власть, но разве кто-нибудь заботится о Риме? О безопасности границ, о пропитании для народа, о всеобщем спокойствии? Настанет ли день, когда сенаторы и наместники будут думать о хорошем управлении страной, а не о своих мелких помыслах, о сварах и обидах, порождаемых этой проклятой борьбой за власть, которая ослабляла всех, меж тем как внутри империи и за ее пределами накапливались нерешенные вопросы?

– Все это смехотворное зрелище, – сказал Сульпициан, прерывая размышления Диона, – происходит из-за одного продажного сенатора и нескольких наместников с безграничным честолюбием. Придет ли день, когда все будет иначе?

– Когда изменится человеческая природа, друг мой, – отозвался Дион. – Если изменится, конечно. А если нет, все будет так же еще две тысячи лет, даю тебе слово.

Какому-то преторианцу пришла мысль вонзить копье в брюхо одного из слонов. В ответ на это животные принялись без разбора топтать гвардейцев и моряков. Казалось, на арене началась особенно жестокая травля.

– Коммоду бы понравилось, – заключил Сульпициан.

Дион Кассий кивнул:

– Иногда мне кажется, что его дух по-прежнему правит Римом.

Город в эти дни превратился не во что иное, как в военный лагерь, расположенный словно во вражеской стране. Среди тех, кто занял позиции, царил полный беспорядок, поскольку в учениях участвовали люди, кони и слоны, каждый на свой лад, а остальных охватил великий страх при виде вооруженных людей, которых они ненавидели. Бывало и так, что нас охватывал смех, так как и преторианцы не совершали ничего, что соответствовало бы их званию и притязаниям, поскольку они привыкли к изнеженному образу жизни, и моряки, вызванные из флота, стоявшего в Мизене, даже не знали, как заниматься боевой подготовкой, а слоны, которых обременяли башни, больше не хотели терпеть на своей спине погонщиков и сбрасывали их на землю.

Дион Кассий, LXXIV, 16

XXXVI. Териак

Преторий главного лагеря паннонских легионов, Равенна Май 193 г.

– Пришел старый лекарь-грек, – доложил один из легионеров войска Севера, охранявших палатку для начальников.

– Гален? – удивленно спросил Север.

– Так он назвался, сиятельный.

– Это я за ним послала, – сказала Юлия. Тем утром она была вместе с супругом. Север нахмурился и повернулся к жене. – Впусти его, и я все объясню.

Император сделал знак, и легионер вышел из палатки, чтобы привести старого врача. Север не отводил от жены пронзительного взгляда черных глаз.

– Все из-за этого Аквилия Феликса, – начала объяснять Юлия. – Юлиан хотел убить тебя и может попытаться сделать это еще раз. Или же на тебя поднимет руку тот, кто подослан Альбином или Нигером. На кону высшая власть, и любой из этих трех, возможно, замышляет покушение на тебя. Ты должен быть под защитой.

– Для этого есть часовые-легионеры, расставленные повсюду, и моя личная охрана, которая всегда со мной, – возразил Север, не понимавший, как способен его защитить старый врач.

– Териак, – коротко сказала Юлия.

– А-а…

Север больше не произнес ни слова, но его ум лихорадочно заработал. Териак – надежное противоядие против любой отравы! Во всяком случае, так говорили… Гален давал его римским императорам начиная с Марка Аврелия. Теперь Септимий понял, зачем жена позвала врача.

– Хорошая мысль, – согласился он наконец, как раз в тот миг, когда Гален вошел в палатку.

– Как чувствуют себя моя сестра… и ее дочь? – осведомилась Юлия, прежде чем тот успел произнести слова приветствия.

– Превосходно, сиятельная.

– Спасибо. Клянусь Элагабалом, это прекрасная новость, – облегченно вздохнула она. – Ты принес то, что я попросила?

– Да, сиятельная.

Гален достал из-под туники небольшой пузырек, медленно сделал несколько шагов и протянул его императору. Тот взял склянку неуверенно, будто касался чрезвычайно опасного предмета. Судя по цвету жидкости, так оно и было.

– Итак, ты готов предоставить мне это противоядие? – спросил император. – Мне казалось, ты не из тех, кто склонен вставать на чью-либо сторону в борьбе за власть.

– Вовсе