– Нигер. Нигер – это ключ ко всему. Он становится сильнее с каждым днем, – проговорил Аквилий.

– У него десять легионов. Да, это грозный противник, но восточные легионы могут далеко не все, – возразил Север с утомленным видом. Эта беседа казалась ему пустой и бесплодной. – Альбин на моей стороне. Ты несешь бессмыслицу.

– Нет, сиятельный, совсем нет. Ослепленный честолюбием Нигер готов побороться за власть над империей, набрав войска за ее пределами!

Север ответил не сразу, отступив на два шага. Он сел, уперся взглядом в землю, провел правой рукой по шее, устроился в кресле поудобнее, снова встал и повернулся к Аквилию:

– Я слушаю тебя.

Тот сразу перешел к делу:

– Нигер согласился уступить римские земли Вологезу Пятому, царю Парфии. Он отдаст ему Осроену, Армению, а еще, возможно, такие города, как Нисибис, Дура Европос, Зевгма и некоторые другие. Навсегда. Взамен он получит парфянских воинов, лучников и конников – на тот случай, если Септимий Север или кто-либо еще осмелится пойти на Восток. Вологез уже согласился. У меня есть осведомители не только в Риме, сиятельный, но и во всех уголках империи. Нигер становится сильнее с каждым днем. Каждый день, потраченный сиятельным Севером на борьбу с Юлианом, увеличивает могущество Нигера.

– Парфяне, – произнес Север так, словно в этом слове заключалась суть сказанного Аквилием. Впрочем, так оно и было.

– Да, Вологез Парфянский пообещал военную помощь Нигеру, а также царям Осроены, Адиабены и других сопредельных стран.

Глава фрументариев говорил теперь увереннее: похоже, он произвел впечатление на своего царственного собеседника, и его смертный час отодвинулся.

Север снова поглядел на него.

– Все это нужно проверить, – сказал он, – а пока ты будешь в заточении. Уведите его. Время покажет, насколько ценны его услуги и смилуюсь ли я над ним.

Аквилий поклонился Северу. Легионеры снова окружили его, но на этот раз не стали хватать под руки, а просто встали между ним и императором. Аквилий повернулся и вышел из палатки.

– Выйдите все, – распорядился Север. – Пусть останутся только Лет и Цилон.

Военачальники и легионеры покинула палатку. Юлия по-прежнему стояла позади супруга. Военные трибуны расположились перед императором.

– Как по-вашему, легионеры сохранят нам верность? – спросил Север. – Когда увидят монеты и поймут, что Юлиан дарует им прощение?

Трибуны переглянулись, и Лет начал отвечать:

– Все ненавидят преторианскую гвардию. Мысль о том, что с ней будет покончено, воодушевляет наших людей. К тому же они знают, что многие наместники присягнули на верность императору Северу. Они чувствуют, что в этом противостоянии окажутся на стороне победителя. Не думаю, что нас ждут неприятности, но… хорошо бы предложить им вознаграждение за свержение Юлиана.

– Хорошо. Я подумаю над этим, – пообещал Север. – Главное сейчас – Юлиан. Потом увидим, как все обернется. Но есть еще скользкий вопрос: как быть с парфянами, Осроеной и Адиабеной?

– Да уж, – согласился Лет.

– Дело непростое, – проговорил Цилон. – Но если ты позволишь мне вставить слово…

– Говори, – велел Север.

– Парфяне, как и оба этих царства, уже терпели поражение от нас: сначала от Траяна и, не так давно, от Луция Вера. Тот и другой наголову разбили их.

Септимий Север утвердительно наклонил голову, отметив про себя решимость Цилона. До чего не хватает таких людей! Он пошлет Цилона на Восток, против тамошних врагов, как только расправится с Юлианом.

– Приготовьте все для похода на Аквилею и далее на Равенну, – приказал император. – Если Нигер и вправду усиливается с каждым днем, следует как можно скорее покончить с Юлианом.

Отдав честь, трибуны вышли из претория.

Юлия вновь положила руки на плечи мужу. Оба хранили молчание: Юлия стояла за спиной Септимия, он сидел, уставившись в землю.

Наконец он вздохнул:

– Если мы втянем в наши пререкания такие могущественные державы, как Парфия, борьба за власть над Римом может закончиться всеобщим уничтожением.

– Мы их одолеем, – сказала Юлия ему на ухо.

– Ты так уверена? – проговорил он, по-прежнему глядя в пол.

– Это наша судьба. Элагабал поможет нам на Востоке, римские боги – на западе. Вместе мы победим.

Север больше не произнес ни слова, лишь кивнул, как бы признавая, что все будет именно так, как сказала его жена. Затем ладонью накрыл ее руку.

И уверенность Юлии передалась ему.

XXXV. Медленное умирание

Императорский дворец, Рим Май 193 г.

Дидий Юлиан сидел на троне в большом приемном зале. За его спиной стояло с полдюжины преторианцев, еще около дюжины солдат расположились по всему залу, слева и справа от Юлиана.

Преторианцы.

Некогда это казалось большой удачей – переманить к себе императорскую гвардию, пусть и задорого. Но теперь все выглядело иначе.

Кроме преторианцев, у него не имелось ничего. И даже они казались не слишком-то бдительными и чуть не засыпали от скуки, от долгого пребывания в этом огромном помещении. При Траяне сюда приезжали послы со всего мира, из Парфии и даже из Индии, но теперь в обширном зале был только воздух – густой, плотный, удушливый.

Положив руки на подлокотники и почти бессознательно их сжимая, Юлиан обдумывал все, что случилось за последние дни в его империи, трещавшей по швам: Туллий Криспин не смог заручиться поддержкой начальников императорского флота в Равенне и едва успел сбежать из города, когда к его стенам подошли войска Септимия. «Северный бунтовщик», как мысленно именовал Севера Юлиан, воспользовался сорокамильным равеннским акведуком, сооруженным по велению Траяна, чтобы обеспечивать водой свое войско, город же на время недолгой осады остался без драгоценной влаги. Мучимые жаждой равеннцы почти не сопротивлялись. Об этом только что рассказал Криспин, все еще стоявший перед римским императором. Префекту претория удалось добиться немногого, но Юлиан оценил верность Криспина, вернувшегося в Рим. Хоть что-то – ведь, к примеру, тот же Аквилий Феликс попросту предал его, перейдя в стан врага. Надо разобраться с Севером, а потом уже решать, что делать с ним.

Предательство начальника фрументариев и падение Равенны были тяжелыми ударами, но Юлиан не думал сдаваться. Да, он предложил сенаторам назначать старейшего из них его соправителем, надеясь придать своему царствованию более законный вид в глазах всех, включая и Севера: получалось, что идущий на Рим наместник Верхней Паннонии бросает вызов не только ему, Юлиану, но и всему Сенату. Но Клавдий Помпеян, которому была предложена эта честь, ответил отказом, как делал и в прошлом, ссылаясь на свой возраст и болезни, действительные или мнимые. Упрямый