– Боюсь, это лишь временная отсрочка, – признался он, глядя в окно. – Я обсуждал с королем возможность хранения некоторых сокровищ из Букингемского дворца здесь, в замке. Этот замок более безопасен, но отнюдь не неприступен. Что еще сильнее осложняет ситуацию, так это то, что герцог Виндзорский хочет снова встретиться с Гитлером и просить о мире. Он хотел бы выступить в качестве своего рода неофициального посла. – Он вздохнул. – Есть новости из форта Бельведер?

– Пара писем, сэр, – ответила она и передала бумаги. – От кузенов герцога, от принца Филиппа Гессенского и его брата Кристофа. Я приложила свой перевод. – Она случайно нашла их в кармане охотничьей куртки на чердаке, вместе с парой стреляных гильз.

Библиотекарь бегло пробежал взглядом строки и вскинул брови.

– Боже правый. Определенно не для всеобщего обозрения. Спасибо, мисс Клейн, оставьте их у меня.

Как рассказала Джей-Би, Филипп и его младший брат Кристоф были немецкими внуками королевы Виктории, а ныне высокопоставленными членами нацистской партии. Софи решила, что где-то здесь должен быть альтернативный архив, заполненный письмами от родственников и любовников, как мужского, так и женского пола, признаниями в восхищении идеалами фюрера, заявлениями о незаконнорожденных детях и требованиями вымогательства за целый ряд проступков. У нее появилось сильное подозрение, что большинство документов, с которыми она сталкивалась, никогда не поступали в архив, и от этого чувствовала себя вправе ежемесячно передавать тете Джейн стенограммы. Исключительно пикантные и непристойные материалы она оставляла при себе, но копировала все, что имело хоть малейшее политическое значение.

«В каком настроении домочадцы? – спрашивала Джейн. – Все еще верны королю?» «Насколько мне известно», – кивала Софи. Проблема заключалась в том, что она не общалась ни с кем из ключевых сотрудников, кроме библиотекаря. Джей-Би была слишком осторожна, чтобы передавать отрывочные сведения от королевы, а любые неясные политические или спорные новости приводили Мэгс в такое состояние, что она теряла способность связно говорить. Софи задалась вопросом, считают ли мистер Синклер и миссис Слейтер, что она приносит им пользу, хотя найти протоколы встречи Гитлера было такой удачей, что какое-то время она, безусловно, могла почивать на лаврах. Похоже, тетя Джейн испытала к ней новый прилив уважения.

Библиотекарь молча потягивал чай, и Софи уже собиралась извиниться и уйти, когда он произнес:

– Если война все-таки начнется, а я боюсь, что это неизбежно, роль каждого в замке изменится.

«О, Господи, – подумала Софи, – он сейчас скажет, что я останусь без работы». И все же ей удалось произнести:

– Конечно, сэр. – И голос ее звучал ровно.

– За то короткое время, что вы здесь, вы стали ценным сотрудником, – продолжал он. – Ваша преданность делу и благоразумие произвели на меня огромное впечатление.

– Спасибо. – Софи ждала, что за этим последует неизбежное «но»…

– А теперь я хотел бы подготовить вас к более серьезным свершениям, обучить вас, чтобы я мог сосредоточиться на хранении ценных предметов нашей коллекции: предметов, которые ни в коем случае не должны попасть в руки врага. Вы готовы взять на себя дополнительную ответственность, мисс Клейн? Мне нужна надежная пара рук в библиотеке, и я бы хотел, чтобы эти руки были вашими.

Софи на мгновение остолбенела, а затем почувствовала облегчение.

– Спасибо за доверие, сэр. – Она скромно склонила голову. – Для меня это большая честь.

– Хорошо. – Он перетасовал бумаги на столе и своим обычным деловым тоном добавил: – Что ж, мы обсудим это подробнее, как только возникнет необходимость. Спасибо. Это пока все.

«Итак, на данный момент мое положение в замке надежно, – подумала Софи, закрывая за собой дверь, – но что будет, когда придут нацисты? Окажутся ли тогда эти стены достаточно прочными, чтобы меня защитить?»

Глава двадцать третья

Лондон, ноябрь 1938 года

Софи заметила, как менялся облик Лондона, во время ее ежемесячных визитов к тете Джейн. Из окна поезда она видела, как на задних дворах домов, словно зеленые грибы, вырастают холмы из дерна (бомбоубежища, как объяснил ей сидевший рядом джентльмен), в парках перекапывают участки, а клумбы с розами выкорчевываются, чтобы освободить место для грядок с овощами. Дороги были забиты необычным транспортом: мужчины на велосипедах в незнакомой униформе, грузовики, набитые шумными подростками, пары женщин с клипбордами, стучащие в двери. «Если нависшее над Европой облако прорвется, на нас выпадет не дождь, а бомбы, и да поможет нам Бог, если мы окажемся неподготовленными», – гласила последняя листовка о наборе в организацию по защите от воздушных налетов.

Противогаз Софи стоял в футляре на комоде, а отцовский маузер ждал своего часа в дымоходе. Она добровольно пошла бы на любую службу, как только решила бы, где от нее будет больше пользы. Эти приготовления вселяли в нее надежду наряду со страхом. По сравнению с Германией, Британия была маленькой, но ее жители, казалось, были готовы сопротивляться, и она их за это любила – хотя и не Сирила Дженкинса, чьи обязанности надзирателя, очевидно, давали ему право без предупреждения врываться в их каморки и задавать любые вопросы, какие придут в голову.

В эту ноябрьскую субботу Софи направлялась в Лондон по приглашению леди Уилтон, с которой она регулярно переписывалась. Мисс Оттолайн вернулась из Индии, и леди Уилтон устраивала для нее небольшой званый ужин; если Софи сможет остаться в Челси на ночь и взять один отгул, она, возможно, захочет на следующее утро посетить с ними службу у кенотафа в День перемирия. Софи с нетерпением ждала этого события, но последние новости из Европы были настолько шокирующими, что она не могла думать ни о чем другом. Польский еврей застрелил немецкого дипломата в Париже, что вызвало волну жесточайших репрессий против евреев на всех немецких территориях. Софи просматривала в газетах свидетельства очевидцев, и от прочитанного ее передергивало. Насилие, которое она наблюдала в Вене, не шло ни в какое сравнение с этой разрушительной оргией: по всей Германии, Австрии и Судетской области поджигались еврейские дома и предприятия, разбивались окна. Женщин насиловали, мужчин избивали и арестовывали, а полиция бездействовала. Также сообщалось о многочисленных самоубийствах: люди выбрасывались из окон или принимали таблетки цианида, отложенные для худших времен, которые теперь наступали. «По крайней мере, мои родители не застали весь этот ужас», – думала Софи, шагая по прохладным лондонским улицам, в то время как Ханна находилась за сотни миль