Крым и гиганты индустрии

1

Когда пришло время отправляться из Тифлиса в Батум, где мы намеревались попасть на пароход до Ялты, управляющий "Орианта" серьёзно посоветовал нам отказаться от нашего плана круиза по Чёрному морю, поскольку там уже несколько дней бушевал ужасный шторм, который не только задерживал прибытие и отправление всех кораблей, но и не давал некоторым судам даже войти в порт, и те были вынуждены болтаться на рейде, безжалостно укачивая своих пассажиров, пока волны не утихали и не появлялась возможность причалить.

"Один из наших новых гостей только что прибыл из Ялты и сказал, что на перевале66 метель, так что он сомневается в способности пущенных туда позже поездов его преодолеть. Там вас может на три-четыре дня занести снегом. Лучше доехать на поезде до Баку и посетить нефтяные месторождения, а потом двинуться напрямую в Ростов-на-Дону и уже оттуда отправиться в Днепрострой, Харьков и Киев".

Однако мы заупрямились и, горя желанием увидеть Батум и пересечь Чёрное море, отказались менять первоначально продуманный маршрут, решив рискнуть тем, что нас будет швырять ноябрьскими штормами или, того хуже, заметёт снегом в вагоне.

Итак, тёмным холодным ветреным вечером мы покинули гостиницу "Ориант" и, поскольку с автомобилем случилось нечто непоправимое, двинулись на вокзал в допотопных дрожках, которыми правил старый извозчик, казавшийся нереально огромным в своём традиционном тулупе.

"Это самый подходящий и неторопливый способ осмотреть город. Конечно, при условии, что мы не опоздаем на поезд", – заметил Вик, пока лошадки стучали копытами, тарантас дребезжал, а возничий, услужливо указывая на каждое здание, пространно объяснял, что это такое. На вокзале мы прошли по бывшим императорским комнатам, где было тепло и уютно и где мы на несколько минут задержались, чтоб оттаять, тогда как многочисленные пассажиры, сидя там, явно наслаждались. Мы обнаружили, что состав прибыл вовремя и уже стоял на своём пути. Крыши вагонов были покрыты снегом, и с их краёв густой бахромой свисали сосульки. Ветер завывал и метался взад-вперёд по перрону, снег, почти ослепляя нас, хлестал по лицам, и, дрожа, мы поспешили запрыгнуть в вагон. Увы, тот не отапливался; но не только это – в нашем маленьком купе было разбито оконное стекло, и снег сквозь дыру задувало внутрь.

"Проводник, – драматично вскричала я, – поглядите!"

Но тот лишь буркнул: "Ничего, дорогуша, я это мигом исправлю", – и, выудив из кармана кителя старую тряпку, быстро заткнул ею прореху. "Ну вот, теперь всё в порядке", – заметил он довольным голосом и, казалось, был весьма огорчён, когда другие пассажиры стали требовать включить обогрев, да и Вик вмешался: "Посмотрите на термометр – здесь всего тридцать градусов по Фаренгейту67".

Почти все пассажиры были грузинами, нетерпеливыми, шумными и до зубов вооружёнными, а потому, бросив короткий взгляд на их сердитые лица, проводник крикнул: "Ладно, товарищи, ладно, через минуту вам станет жарко", – и испарился с великой поспешностью. В итоге некоторое тепло появилось, но далеко не такое, чтоб мы действительно согрелись, и нам пришлось ложиться спать полностью одетыми – даже в пальто, шапках и калошах.

На следующее утро мы, всё так же дрожа, пробудились и обнаружили, что очутились в самом сердце глубокой зимы. Наши сдвоенные паровозы, пыхтя, неспешно продвигались по засыпавшей дорогу пороше. Справа от нас почти отвесно вздымались высокие утёсы, а слева бурлил поток, на заднем плане которого виднелась другая гряда. В ущелье лежал глубокий снег, и каждое дерево под его тяжестью сгибалось. Акации, засохнув, склонились к земле, а виноградные лозы под своей толстой, искрившейся на солнце ледяной коркой выглядели фантастично. Мы часто и подолгу стояли, пока паровозы, шипя и фырча, изо всех сил старались пробиться сквозь новые заносы.

В соседнем с нашим купе сидели двое одетых в форму ГПУ офицеров.

"Хм! – с подозрением глядя на них, пробурчал Вик. – Наверное, они тут, чтоб за нами присматривать".

"Ну, в любом случае, если они и следят за нами, то делают это не так, как один филёр, ходивший за мной после революции, – сказала я. – Он повсюду следовал за мной после моего первого тюремного заключения, неизменно нося один и тот же кричащий костюм в чёрно-белую клетку. Я могла узреть его даже издалека. В итоге он мне так надоел, что однажды я повернулась, подошла к нему вплотную и посоветовала переодеться во что-нибудь более незаметное, если он хочет стать настоящим сыщиком. Он ничего не ответил, но, должно быть, сменил костюм, поскольку больше я его не замечала".

После станции Рио́ни мы неожиданно оказались в долине, где снег совсем исчез. Всё было зелёным, за исключением одной горы, заросшей покрытыми льдом деревьями и потому чётко выделявшейся на фоне ярко-синего неба.

"Забавно думать, что мы находимся недалеко от того места, где застрял Ноев ковчег, – заметил пассажир в коридоре. – Один человек только что сказал мне, что из Ленинакана Арарат виден отлично".

С каждой минутой становилось всё теплее. Мы мёрзли и в Тифлисе, и всю ночь, пока ехали через перевал, но сейчас стало так жарко, что я сбросила своё меховое пальто.

В соседнем купе громко молился мусульманин. "Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк Его", – долетали до нас певучие слова. Он был совершенно невозмутим и напомнил мне татар, которые некогда гостили в Крыму у моего дяди, князя Голицына68. Стоило наступить сроку молитвы, как они, даже сидя за общим столом, вставали, расстилали свои коврики и принимались на коленях кланяться на восток. Закончив же, как ни в чём не бывало возвращались к столу, продолжая есть и разговаривать.

На одной из станций мальчик продавал нанизанные на палочки сливы. Ему даже не пришлось никого зазывать, так как голодные пассажиры, выскакивая из вагонов, покупали одну шпажку за другой. Всё, что от него требовалось, – это, собирая деньги, доставать из корзины всё новый и новый товар. На каждой следующей станции было уже много торговцев фруктами и хлебом, а в Су́псе посреди перрона дремал огромный боров, и людям, чтобы попасть в поезд, приходилось через него перешагивать.

По мере приближения к Батуму местность становилась всё более плодородной. Листья на деревьях имели насыщенно-изумрудный цвет, вовсе не похожий на увядающую осеннюю зелень, а, напротив, полный энергии и сока. Дома в селениях, как ни странно, были построены на сваях, располагаясь высоко над землёй, что, по словам одного кавказца, делалось для защиты от наводнений в прибрежной долине. В большинстве своём те являлись деревянными, обладали красными