Арло бросил осторожный взгляд на Лаванду.

– Мисс Траут может разузнать что-нибудь о моих родителях. О настоящих, я имею в виду. И поскольку она скоро снова будет выступать, я надеюсь узнать больше.

Варн Миньярд скроил ироническую гримасу.

– А даже если и узнаешь, чем эти сведения будут полезны? Разве Фитчи не дали тебе дом и семейный уют, тепло и любовь, а теперь Лаванда не дает то же самое?

– Да! – Арло благодарно прижал руку к сердцу. – Разумеется. И они… И ты, Венди. И я за это буду благодарен по гроб жизни. Но не могу не интересоваться. Я ведь даже не знаю, живы ли мои родители. Покойный мистер Фитч сказал, что никаких записей нет, поэтому теперь, если они больше не ходят по этой земле, я должен обратиться к их духу и выслушать, что они скажут.

Лаванда чуть не подавилась грецким орехом. Чтобы скрыть тревогу, она извинилась и вышла. На кухне, где еще витали райские запахи, торопливо завернула карандаш и два маленьких пакетика чая в три ярких лоскутка и перевязала три подарка ленточкой. Больше ей нечем было порадовать своих близких.

Вернувшись в гостиную, Лаванда с облегчением обнаружила, что разговор перешел от спиритизма и родословных к прогнозам на 1861 год. Она преподнесла свои подарки: чай доктору и Софи, карандаш Эбенезера Вуда Арло, который, в свою очередь, подарил Лаванде пачку лакрицы, которую прятал в кармане. Софи сказала, что ее подарком для всех был этот ужин, и все согласились, что подарок великолепен.

– А я свой подарок отдал тебе несколько месяцев назад, Лаванда, – сказал Варн Миньярд.

Лаванда сначала подумала, что имел в виду тот медицинский осмотр под чучелами, но это как-то совсем не было похоже на подарок. В голову ей ничего не шло, и девушка бросила на доктора недоуменный взгляд.

– Да букет же, – сказал доктор. – Оставил на пороге. Ты тогда так похудела, выглядела такой подавленной, понурой. Я очень забеспокоился, вот и подумал, что цветы могут подбодрить тебя. И хоть я уж немолод, но меня восхитила некая таинственность и юношеская беспечность поступка. Я ведь, знаешь ли, не всегда носил стетоскоп.

Доктор, похоже, забыл, что уже рассказывал об этом Лаванде. Стареет, по его собственному признанию. Стал забывчив? Она решила не напоминать ему об этом. Несказанные слова тоже могут быть подарком, особенно на Рождество.

Глава 21

Это не призрак голода, не волк – зубами щелк стучался в дверь. Это был Роберт Траут. На сей раз у парадной двери, где он стоял, словно тень ушедшего праздника, на следующий день после Рождества. Арло ушел на работу. Снежинки большими белыми гардениями медленно падали на крыльцо. Лаванда поспешно втащила Роберта в дом. Вид у него был измученный и промерзший, и девушка поставила для него стул с сиденьем из конского волоса поближе к огню и постелила тряпичный коврик для его заснеженных сапог.

Он дрожал, на красивую сторону лица упала темная прядь. Лаванде нравилась эта прядь, нравился этот человек, пусть даже он и уехал из Бельвиля, чтобы повидаться с возлюбленной или женой. Лаванде хотелось бы «разлюбить» его, но это было бы так же невозможно, как не любить первые весенние цветы.

– Вы уехали, – глухо произнесла девушка.

Роберт кивнул.

– Рождество пришло, – добавила она. – И ушло.

– Мисс Фитч, это опять загадка?

Его вопрос растопил лед. Лаванда рассмеялась.

– Нет, по правде говоря, при виде вас у меня от удивления язык прилип к гортани.

– Простите, мне следовало предупредить вас заранее, отправить карточку, – повинился Роберт.

– Зачем? В последнее время так больше никто не делает, так что ваша оплошность вовсе не велика.

Девушка внимательно его изучала. Он похудел, щеки слегка ввалились. Кормили его там, куда он убежал, явно не слишком хорошо.

– После рождественского ужина еще осталась еда, – сказала она. – Подруга Арло – повар от Бога. Я подогрею, и вы сами попробуете. А сахарный пирог я сама испекла сегодня утром. Пообещала своей старой наставнице, миссис Роуз, что научусь печь. Должно было получиться вполне сносно.

Роберт не возражал. Только сидел, грустный, тихий, не переставая стучать своими прекрасными зубами.

Лаванда поспешила на кухню, приготовила тарелку и затопила плиту. В кухне стало даже жарко, и девушка, схватив рекламную листовку, принялась обмахиваться. Потом поставила тарелку греться и вернулась в гостиную.

Как же его расспросить? Как расспросить – обо всем?

– У вас великолепная рождественская елка, – заметил Роберт.

– Вы уехали, – повторила Лаванда.

– Я отправился за припасами, которые нужны Аллегре для предстоящего выступления.

– И где же, сэр, вы их приобретаете?

– Да в разных местах. Одни есть и здесь, за другими приходится ездить в Кингстон. И надо признаться, погода была совершенно не подходящая для разъездов. Метель меня сильно задержала.

Итак, мы демонстрируем откровенную уклончивость.

– А позвольте спросить, мистер Траут, где вы и Аллегра живете здесь, в Бельвиле?

Ее вопрос бил прямо в цель. Прямо, как полет стрелы. Если Роберт и оскорбился, то ничем этого не показал.

– Я так беспардонно заявился к вам, мисс Фитч. А вы с присущим вам благородством намерены меня еще и накормить. За такую доброту вы заслуживаете честного отчета. Мы остановились у моей тети, Гестии Бак, в Содаст-Флэтс. Вчера на Рождество ужинали с ней, я умирал от скуки и мысленно был совсем не с ними. Хоть дамы и пытались заполнить пустоту. Аллегра бесконечно бормотала: «Доктор это, доктор то». Да и тетя Гестия очень уж речиста.

Слух Лаванды резанула фамилия Бак. Это не та ли миссис Бак, чьего сына Аллегра вызывала из мертвых в канун Дня Всех Святых и которая на представлении так стонала и рыдала? Лаванда спросила об этом напрямую, без обиняков.

Роберт вздохнул.

– Да, та самая миссис Бак.

До Лаванды долетели ароматы греющейся на кухне еды. Не стоит передерживать ее в духовке, а то высохнет и испортится. Девушка извинилась, пошла к плите и застыла в смятении, обдумывая только что услышанное.

Еду она принесла Роберту в гостиную, чтобы дать ему возможность еще погреться у камина. Он поставил горячую тарелку на поднос, который ловко удерживал на коленях. Похоже, этому человеку не внове обедать таким «походным» способом.

Роберт принялся за еду. Вскоре не осталось ни крошки, ни волоконца мяса. Похоже, проголодался он не меньше, а то и больше Лаванды (вчерашний пир Софи не в счет). Прямо как из голодного края.

После того как