Доктор Стори профессионально тактичен, подумал О'Шей. Дело скорее в том, что Ночной Страж завоевал симпатии миссис Гексум, убедив нового Главного врача не отсылать пятерых детишек, которых она вокруг себя собрала, в сиротский приют. Она их ласкала и лелеяла как цыпляток, да и христианское милосердие требовало их оставить (к таким аргументам прибег О'Шей), при условии, что число их увеличиваться не будет.
Вы во многом поспособствовали тому, чтобы персонал усвоил новые для себя принципы «морального лечения», продолжил доктор Стори. Это тоже связь, но уже другого рода.
Оба знали, о каких именно новшествах он говорит: жесткое разделение пациентов и пациенток, строгая, пусть и основанная на интуиции проверка всех врачей и обслуги, распорядок дня, включающий в себя ежедневные развлечения и полезные занятия, постоянный контроль за пациентами со стороны сиделок и санитаров. Этим заправляла миссис Бауман, к О'Шею она поныне относилась с подозрением, потому что не лично взяла его на работу.
О'Шей пригубил бренди. Хорошо, он поддержит беседу. В этом заведении один лишь доктор Стори знал про благодетелей О'Шея из Александрии. Так старая миссис О'Шей кем вашему отцу приходилась, спросил он у доктора, четвероюродной сестрой?
Пятиюродной. Квакерша от рождения и своего поклонника-ирландца убедила принять нашу веру.
Не совсем, сказал О'Шей. Мой благодетель восхищался своей верой. Тем не менее оставался хирургом-патриотом, спасал у себя в госпитале искалеченных бойцов-юнионистов. Вот только зачем? На этот счет мы никак не могли сойтись во мнениях.
Тем не менее вы тому доказательство.
Правда? Я ночной страж.
Да. И вам нужно только сказать, когда вы согласитесь принять иную должность с бо́льшим объемом обязанностей. В качестве Помощника Управляющего вы могли бы следить за тем, чтобы пациенты-мужчины соблюдали режим, играть роль советчика, посещать собрания врачей…
Я предпочитаю действовать в одиночку, имея доступ ко всем мужчинам из всех палат, надзирать за работой санитаров. Мужчины видят во мне своего защитника, а немногие агрессивные в той или иной мере меня побаиваются. Что до моих благодетелей из Александрии, их уже нет в живых, они ушли с разницей в несколько недель. То, что прошлой осенью вы согласились дать мне отпуск… я оценил по достоинству.
Отрадно, что вы были рядом, когда она скончалась, О'Шей, что помогли распорядиться наследством старика. Лично для меня они ваша родня.
У меня нет родни.
Доктор Стори кивнул, пригубил рюмку. Вы такой не один. В наши дни это обычное дело. Очень многие наши пациенты, из самых разных слоев общества, так и остаются единственными выжившими, девять лет спустя после нашей… национальной катастрофы.
Она все… разматывается, сказал О'Шей, будто вредоносная нить.
Точная формулировка, заметил доктор Стори. Он смотрел своим типичным, проницательным и выразительным взглядом, однако на деле доверял О'Шею. Тот не любил вести разговоры, но был крайне рассудителен. Не раз его советы, несмотря на отсутствие у него медицинского образования, оказывались прозорливыми и очень ценными.
О'Шей не ответил. К нему так и не вернулись воспоминания о мире до Войны. Разве что обрывки, клочки – остальное стерлось вчистую. Тем, кто помнит, подумал он, наверное, хуже, гораздо хуже.
Вот вам сегодняшний пример, сказал доктор Стори. Пациентка и сиделка, которые ехали со мной в экипаже, – у обеих, насколько мне известно, нет иного дома, кроме как здесь. Мисс Дженет почти ничего не помнит из своего прошлого, что наверняка является следствием травмы. Девушка, работавшая служанкой у друзей семьи, иногда приглядывала за ней после Войны, потом приехала с ней сюда.
Значит, девушка-то ее знает, сказал О'Шей.
Они довольно близки. Но девушка совсем ребенок. Пациентка жила в изоляции, одна в родовом доме, потом он сгорел, как и дом работодателей девушки. Видимо, сторонников Союза выдавили на Север. В некоторых городках Война еще продолжается, там сводят счеты.
Пригашенное пламя тлеет, подтвердил О'Шей.
Боюсь, я с вами согласен. Доктор Стори посмотрел О'Шею в глаза и подумал, что больше ни с кем не рискнул бы поделиться таким мнением. При этом знал он О'Шея совсем плохо.
О'Шей подался вперед. Мы встретились обсудить сегодняшнее происшествие, да? Я не буду извиняться за то, что не стал стрелять.
И потребовали от нас тишины, сказал доктор Стори. Но я видел, что ваша винтовка направлена на…
Меня не в охотники нанимали. Медведица была крупная, а медвежата…
Не совсем маленькие. Доктор Стори позволил себе сокрушенно улыбнуться. На кухне бы сказали, что мясо нам кстати.
Медвежата годовалые, они тоже могли на нас броситься, дорога-то узкая. Отступать некуда.
О'Шей, я не стану оспаривать ваш опыт и здравомыслие. Просто хочу вас поблагодарить, причем не впервые. В лесах и в оружии вы разбираетесь гораздо лучше меня. Такая странная погода… на верхних тропах стало небезопасно.
Согласен. В любом случае прогулки в экипаже придется отменить, пока погода не переменится.
Не отменить, поправил доктор Стори. Пациенты в них нуждаются. Придется ограничить их дорожками рядом с парком и хозяйственным двором.
О'Шей кивнул. Изменить порядок, сохранив распорядок. Отпадет нужда в вооруженном кучере.
Доктор Стори тоже подался вперед, сократив расстояние между ними. О'Шей, вы очень нужны нам здесь. Простите, что напомнил вам про оружие. Про битвы, сложные ситуации…
Я не помню, ответил О'Шей. Ничего не помню. Но больно уж ладно винтовка ложится мне в руку, и целюсь я хорошо. Я… когда-то творил зло.
Вы служили в армии, О'Шей, и сражались с тем, что меня еще в детстве приучили презирать. Хотелось бы мне обойтись без того, чтобы просить вас о помощи. Но мы оба прекрасно знаем, что я-то принимал меры предосторожности против двуногого хищника, хотя вероятность того, что он близко, крайне мала.
Если бы о его побеге сообщили и немедленно начали розыски…
Мы сообщили в полицию, на дорогах расставлены посты, но мы не знаем ни имени его, ни биографии… приставленного к нему санитара уволили, хотя он и настаивал, что к нему применили силу.
Силой заставили отдать буйнопомешанному его одежду, а потом выпустить его?
Да. Скорее, его соблазнили. Этот пациент – социопат-манипулятор. Видимо, он с самого момента появления здесь прятал в одежде деньги или ценности и смог заплатить своему сообщнику. Когда полицейские доставили его сюда под охраной, я отсутствовал, однако его немедленно изолировали в связи с маниакальным эпизодом. Вы это знаете лучше многих – я читал ваш рапорт. Сам я встречался с ним только дважды, по ходу консультации касательно отказа ему в любых привилегиях. Он умен, бессердечен и – в этом я не сомневаюсь – поспешил покинуть наши края. Всё, что в наших силах, – оставить его в руках закона и как можно дальше отсюда. Человек такого рода наверняка привлечет внимание полицейских, а оповещение о побеге может навредить репутации Лечебницы.
Но если он что-то совершит поблизости и выяснится, что он отсюда, ущерб будет даже больше, сказал О'Шей.
Я с вами согласен. Но он умен и коварен, а учитывая, что его арестовали за нападение и попытку кражи буквально у наших стен, он явно поспешит как можно скорее убраться за пределы штата. О'Шей, я рассчитываю на ваше благоразумие.
О'Шей не ответил. За спиной у него тикали большие часы с гирями, круглый латунный маятник качался туда-сюда, поблескивая под стеклом. О'Шея одолевали тягостные мысли. В данном случае Стори повел себя как человек лживый и недобросовестный, и неважно, что для многих его «моральное лечение» означало заботу и безопасность.
Как договорились, сказал доктор Стори, нужно следить, чтобы пациенты не удалялись от территории, ибо мы помним о присутствии животных, что больше не люди.
Животные, что больше не люди. О'Шею показалось, что он прекрасно подходит под это описание.
•••
Декабрьский вечер выдался довольно промозглым, под стать студеному октябрю.
