Главной их целью были аэродромы. С каждым уничтоженным самолётом, сбитым в воздухе или подорванным на площадке, они приближались на шаг к началу вторжения; с каждой уничтоженной лётной полосой они оставляли британским пилотам всё меньше места для безопасной посадки. В наш аэродром попали в первый же день, бомбы пробили два ангара и оставили в зелёных лётных полосах кратеры размером с маленькие прудики. К счастью, все лётчики успели укрыться. Как только прозвучал отбой, аэродромщики вернулись на поле и всю ночь засыпали ямы обломками. К утру самолёты снова могли безопасно садиться.

Стоял июль, и мир кругом был красив и зелен. Я рассекала на Коржике волны густой травы на полях и поднималась на холм, откуда простирался голубой океан, блестевший в ярком солнечном свете. Всюду росли живые изгороди из шиповника, и воздух казался тяжёлым от его густого аромата. Дул лёгкий ветерок, и я бы чувствовала себя совершенно счастливой, если бы не приходилось постоянно высматривать истребители и шпионов. Днём ни те, ни другие до сих пор не показывались, но вполне могли, в этом я не сомневалась.

Сьюзан не нравились эти мои выезды, но и запрещать мне кататься верхом она не хотела. Аэродром лежал так близко к нашему дому, что мне казалось, чем дальше от него, тем меньше угроза. Когда я поделилась своими соображениями со Сьюзан, она сказала: «Надо вас всё-таки отсылать отсюда».

Даже вместе со Сьюзан мне трудно было держаться. А каково будет без неё?

Что, если нас пошлют домой?

Уткнувшись взглядом в пол, я сказала:

– Я не могу без Коржика.

Сьюзан вздохнула:

– В Лондоне же как-то жила без него.

Я подняла глаза. Да, жила. Как-то. Но смогу ли теперь? Тогда, сидя в одной комнате, я и знать не знала, сколько всего упускаю.

– Понимаю, – мягко сказала Сьюзан. – Потому и не отсылаю вас никуда.

– Бомбёжки – ещё не самое страшное, – повторила я то, что слышала однажды от неё же.

– Пожалуй, – согласилась Сьюзан. – Да и Кент не маленький. Не могут же они здесь каждый сантиметр обстрелять. – Однако сказав это, она отвернулась к окну, выходившему на аэродром, и её глаза наполнились тревогой.

Глава 39

Ночи в убежище, одна за другой. Уснуть под взрывы и стрельбу зениток невозможно. У Сьюзан был фонарик, но для фонарика нужны батарейки, которые нигде не найти, поэтому она зажигала свечку в цветочном горшке, и при её тусклом свете читала нам книжки. «Питер Пэн». «Таинственный сад». «Ветер в ивах». Некоторые книги были библиотечные, остальные – её личные. Ещё Джейми самостоятельно перечитывал «Швейцарского Робинзона».

– Мы как они, – сказал он однажды, пока блики от дрожащего огонька скакали по листовому железу. – Мы тоже в своей пещере. Здесь нам тепло и ничего не угрожает.

Меня передёрнуло. Я сидела завернувшись в простыню – для одеяла было слишком жарко, – и тепло мне, действительно, было, но чтобы прямо ничего не угрожало? Безопасным убежище мне совсем не казалось.

– А всё-таки угроза в нём меньше, – возразила Сьюзан. – По ощущениям безопасней как будто бы в доме, но на самом деле – в убежище.

Только как раз мои личные ощущения роли не играли. Всякий раз, как раздавался вой сирены, Сьюзан гнала меня в убежище силком.

С дорог в нашей округе убрали указатели, чтобы, высадившись в Кенте, немцы не смогли сориентироваться.

С началом высадки нам положено было закопать свой радиоприёмник. Джейми заранее вырыл ямку в огороде. Нам также было положено молчать и не оказывать врагу никакую помощь.

Если на момент вторжения я оказывалась вне дома, например, каталась верхом, мне полагалось вернуться немедленно, как можно скорее, кратчайшим маршрутом. О том, что началось именно вторжение, а не воздушный налёт, должны были оповестить церковные колокола.

– А что, если немцы заберут Коржика? – спросила я у Сьюзан.

– Не заберут, – ответила она, но было видно, что врёт.

– Фрицы проклятые, – буркнул Фред, когда я в очередной раз приехала ему помогать. – Пусть только сунутся, на вилы их наколю. – Дела у Фреда шли неважно. Роскошные охотничьи лошади Тортонов, гунтеры, паслись на подножном корму, и корм этот рос в изобилии, но сенокосы были отданы под пшеницу, и теперь Фред ломал голову, чем он будет кормить скакунов зимой. К тому же ему осточертели девушки из Земельной дружины, которые жили во флигеле для конюхов. – Пашут по двенадцать часов в сутки, а потом – бегом на танцульки, – ворчал он. – Вертихвостки. В моё время девки так себя не вели.

Мне лично девушки из Дружины казались милыми, но мне хватало ума, чтобы не говорить об этом Фреду.

Привыкнуть можно ко всему. Через неделю-другую я уже могла спускаться с убежище без паники. Перестала бояться внезапного вторжения. Сажала Джейми на Коржика позади себя, и мы отправлялись искать по окрестностям шрапнель, пули или бомбы. Однажды в поле хмеля мы наткнулись на сбитый самолёт. Когда мы подъехали, его уже оцепили солдаты, и гражданских близко не подпускали.

– Мессершмитт, – сказал Джейми, глядя горящими глазами. – Интересно, куда пилот делся. – Пилот, судя по всему, успел выбраться, потому что кабина была распахнута.

– Поймали, – протянул один из солдат, стоявших неподалёку. – В плену уже. Можно не беспокоиться.

Как-то в начале августа Сьюзан ушла на собрание Добровольческой службы. Джейми копался в огороде – это он любил, а я оседлала Коржика и отправилась на свою ежедневную прогулку верхом.

Я поднялась на холм. Постояла, как обычно, на вершине, поглядела на море и небо. Ни самолётов, ни больших кораблей, ничего. И вдруг вдалеке, на поверхности воды, я заметила что-то махонькое. Крошечная лодка – вроде как шлюпка, и гребут явно к берегу. Я постояла, раздумывая. Шлюпка двигалась не в сторону городского порта, а к пустому участку пляжа, оцепленного колючей проволокой. Может, потеряли направление? Хотя кому в голову придёт причаливать там, где могут быть мины? Я нахмурилась и продолжала наблюдать. Гребец – издалека вроде