3

Октябрьские сумерки щедро разбавили серым цветом сизый, простёршийся по низинам туман, накрыли лёгкой воздушной вуалью развалины крайних, с торчащими обгорелыми трубами, хат, скрали двухэтажное, из белого кирпича, здание районной школы. Что это именно учебное заведение, о том свидетельствовали не только схема в планшетке командира группы, сейчас наглядно на это указывали и парты, громоздящиеся бесформенной грудой позади здания и хорошо рассматриваемые в бинокль отсюда, с опушки смешанного леса. Над высоким школьным крыльцом висел огромный флаг со свастикой в середине. У крыльца замерли двое часовых в чёрных касках и с короткими автоматами на груди. Прокоп Загайнов отнял окуляры бинокля от глаз и положил его рядом, на планшетку.

– Операцию начнём ближе к полуночи. Сейчас всем отдыхать. Первые два часа дежурю я, меня сменит рядовой Семенчик, его – сержант Антропов.

Наружную охрану сняли бесшумно. Семенчик и Антропов, подобравшись на расстояние броска, метнули финки одновременно – и точно в сердце рослым часовым. Оттащив убитых в кусты, разведчики проникли в вестибюль, у дверей бесшумно разулись, положили рядом на пол автоматы и в шерстяных носках легко, словно бесплотные тени, рассредоточились по этажам.

Еще днём, в лесу, Загайнов подробно ознакомил бойцов с планом – схемой школьных классов и кабинетов, указал, кому где быть, и поэтому разведчики действовали не вслепую. Так же без лишнего шума они ликвидировали на этажах, у помещений, переделанных немцами под оружейные комнаты, трёх дремлющих дневальных.

В этой школе после совместных успешных карательных рейдов эсэсовцев, бандеровцев и прибалтийских легионеров против белорусских партизан, когда была разгромлена их база на болотах и попутно сожжены вместе с населением все окрестные хутора и деревеньки, квартировали три эсэсовских взвода. Разведчиков же было семеро, но на их стороне опыт, внезапность и холодная ярость. Рядовой Роман Семенчик родом из этих мест, из Полесья, здесь остались мать, две сестры и брат – инвалид. Об их судьбе уже два года он не знал ничего. Перед отправкой группы в тыл врага у командования возникли сомнения, а не сорвётся ли разведчик, вдруг сдадут нервы, и тогда – пропала, пошла бы коту под хвост, по меткому выражению замполита, вся эта тщательно разработанная операция. Однако командир группы Прокоп Загайнов убедил майора Берендеева не трогать Семенчика: посколь, де, Роману, как уроженцу данных мест, на задании не будет цены, и потом, ежели чего, мы присмотрим. Ребята поручаются.

И вот теперь Роман, как и остальные бойцы, словно тень возмездия, скользил без единого шороха от одной металлической, тускло поблескивающей при лунном свете никелированными дугами, кровати к другой. На минуту склонится над очередным храпящим дюжим эсэсовцем, тихонько тронет того за плечо, чтобы проснулся и не вскрикнул во сне, тот только раскроет сонные глаза – одна ладонь быстро и жёстко закрывает рот, а второй рукой – короткий удар острой финкой меж ребер в не успевшее даже вздрогнуть от испуга сердце. Ни единого вскрика, ни бормотанья, ни предсмертной мольбы – абсолютная, мертвая тишина, расшитая лишь причудливыми узорами храпа крепко спящих, не ведающих о своей кровавой очереди карателей. За три четверти часа разведчиками, без малейшего сбоя, было пройдено оба этажа, не оставлено в теле ни одной чёрной души оккупанта. Завершив операцию, группа так же бесшумно растворилась в ночи.

Разведчики скатились в овраг, пробежали по дну его до заболоченного луга и опушки, и, уже вбегая в спасительный лес, услышали за спиной вой сирены, рёв заведённых моторов, в небо взвились и осветили всю окрестность ракеты, раздались отдалённые автоматные очереди, перемешанные с неистовым лаем немецких овчарок.

– Володя, будь другом, оставь на месте нашей лёжки фрицам гостинчик. – Загайнов передал Антропову пару гранат и моток шпагата. Тот понятливо сверкнул в предутреннем сумраке глазами и принялся на ощупь колдовать над гранатами: привязал веревочку к чекам, одну гранату прикрепил на едва различимую в сумраке ольховую рогульку на уровне пояса, другую – на развилку молоденькой, тонко белеющей стволами берёзки, метрах в пяти от ольхи, аккуратно пропустив перед этим шпагат сквозь кусты, темнеющие между деревьями. На это ушло минуты три, не больше.

– Готово, командир!

– Уходим! Идём старым маршрутом, через болото. Сержант Антропов замыкает группу!

Мощные прожектора, установленные на кузовах выехавших на край оврага автомашин, прорезали предрассветный мрак и начали тщательно исследовать лучами, словно жёлтыми, липкими щупальцами, метр за метром, луговую низину и стволы деревьев на опушке смешанного леса.

Разведчики, опираясь на шесты и прощупывая ими тропу в сером, рассветном тумане, уже ступили в болото, когда сзади раздались два взрыва и следом посыпался отборный, слышимый далеко, русский мат вперемешку с украинской мовой.

– Так вот кто у нас на хвосте! – невольно воскликнул Загайнов и резко остановился, он шёл вторым, за Романом Семенчиком. – Принимаю решение – вернуться на поляну перед топью и дать бой предателям! Там, я с вечера приметил, есть позиция на козырьке у самого болота, с неё вся поляна, как на ладони, хорошо простреливается. Бегом назад, братцы! Надобно успеть до карателей!

За те минуты, пока разведчики залегли и наскоро оборудовали свои огневые точки между толстых корней и у стволов, окончательно рассвело. Клочья сырого тумана сползали с бугра в камыши. Яростный лай овчарок приближался. Вот на поляну выбежали живой цепью человек сорок солдат, одетых в немецкую, мышиного цвета, форму, впереди троих из них на натянутых поводках рвались огромные, натренированные на поиск людей овчарки. Раздались три одиночных выстрела, собаки, даже не взвизгнув, с ходу кувыркнулись и замерли на земле. Бегущая следом цепь открыла беспорядочную стрельбу из автоматов чуть ли не по всем направлениям сразу. Зато разведчики били прицельно и метко, как в тире.

Цепь залегла, однако укрыться на ровной, наклоненной в их сторону поляне было можно разве что за убитыми товарищами. И то разведчикам с козырька хорошо были видны ботинки, сапоги и нижние части спин укрывшихся. А если видны, значит, и пулей досягаемы. Выстрел, лежащий дёргается от боли, открывается, здесь его и добивают.

Бой был скоротечным и удачным, поскольку Прокоп