В концентрационном лагере Фенька, втираясь в доверие к товаркам по несчастью, выведала и донесла начальству о четырёх затаившихся коммунистках. Тех, не мешкая, показательно повесили перед строем. Своих партийных ткачих, которых на прифронтовых работах было семеро, еще толком сама не оправившаяся от унижения, Фенька сдала полевым жандармам сразу же, как только те остановили их колонну на окраине ближайшего городка. На несчастных женщин немцы даже пуль пожалели, просто вытолкали из строя на обочину дороги и всех закололи штыками.

Через два месяца, в канун нового года, она, с группой узниц, также выразивших горячее желание бороться с коммунистами и партизанами вплоть до окончательной победы рейха, была отправлена в специальную школу. К весне, успешно закончив обучение, Фенька влилась в одну из зондер-команд, активно выжигающих огнём и мечом непокорные белорусские деревни вместе со всем населением, включая младенцев и древних стариков. Видимо, учитывая особое усердие и рвение в наведении порядка на оккупированной территории, через год, то есть в начале лета 43-го, Феньке было присвоено звание унтер-офицера.

Сейчас Фенька-Лизавета торопилась на экстренное совещание в штабе в связи с ночным кровавым происшествием в недалёком отсюда соседнем райцентре. Уже подходя к двери, Фенька спиной вдруг почувствовала на себе чей-то жгучий и тяжёлый взгляд. Она обернулась и посмотрела по сторонам. Однако ничего особенного не увидела: фигуры безучастных ко всему часовых, на утоптанной поляне пятнистый танк с крестами, три короткоствольные самоходки, тупоносые грузовики и несколько чёрных, поблескивающих в лучах заходящего солнца, легковушек. Ну и, конечно же, давно уже опостылевшие все и разом, озабоченно суетящиеся вокруг техники, сослуживцы в мышиных мундирах. Которым, впрочем, до неё тоже не было никакого дела. Фенька непроизвольно подняла глаза от полянки и перевела взгляд на дальнюю, за избами и огородами на уклоне, опушку леса. На какое-то мгновение ей показалось, что из гущи деревьев что-то блеснуло, но, сколько после этого ни приглядывалась, встревоженная каким-то нехорошим предчувствием, Фенька к тому месту, откуда вроде бы исходил блеск, больше ничего не увидела. Фенька пожала плечами, стряхнула с мундира несуществующую пылинку и вошла в штаб.

– Командир, что у тебя с лицом? – Володька Антропов подполз к неслышно спустившемуся с толстой, раздвоенной в кроне липы Прокопу. – Как будто только что с привидением повстречался.

– Однако так оно и есть, братишка. – Загайнов снял бинокль с груди и отложил его к вещмешку. – Помнишь, я тебе рассказывал про чоновцев, что пожгли наши деревни. Командовала ими баба. Красивая, ладная собой, но с душой темнее ночи. Я их тогда полуживых вывел из морозной тайги и сдал властям. Рук о них марать не схотел – и не оставил пропадать в снегах. А теперь вот эта бабёнка в чине у фашистов. Сегодня надобно исправить ошибку молодости.

– Прокоп, но это же маловероятно. Сколько воды утекло, она если и жива, то после тюрьмы давно уж устарела. А та, что ты сейчас рассмотрел, может, кто просто схожая с ней?

– Обознаться я не мог, – не раздумывая, твердо сказал Загайнов и покачал стриженой головой. – Смотри-ка ты, сколь годов прошло, а она всё такая же осталась. Ладно – об этом, – заключил Прокоп и, усевшись поудобнее, раскрыл планшетку, достал карту, расправил её на траве и повернулся к Семенчику. – Роман, вот эта слепая дорога докуль ведёт, видишь, она теряется в заштрихованных чёрточках лесов?

– Эта дорога, товарищ старший сержант, раньше была до Остапенского хутора.

– Она проезжая? Сколь вёрст?

– Дорога отсыпанная. Мамка сказывала, Остапенки хозяева были справные, покуда их не раскулачили и не угнали в Сибирь. А расстоянье приблизительно семь-восемь километров.

– Добро. А местность вокруг тебе знакома?

– Бывал, когда после школы в лесничестве объезчиком работал.

– Болота есть?

– Да куда у нас без них? Имеются в лесу штуки три не топких, да одно не хожалое.

– А ты-то, поди, ходил?

– А как же! Не однажды хаживал. Через него напрямки путь скрадываешь на восток, к Орше.

– Понятно.

Тихий рассвет будто бы вовсе и не гасил бесчисленные узорные созвездия, а подобно тому, как искусный художник краски по холсту, так и он растирал эти блестящие, жёлтые точки по утреннему небу, от чего в нём проступала поначалу бледная голубизна, а за ней и густая, с золотистым оттенком, синева. И вот уже на востоке, из-за кудрявых вершин леса, стали робко пробиваться первые лучи восходящего солнца.

Как вдруг эту сказочную тишину по всем швам, с оглушительным треском распорол взрыв – один, за ним другой. Штаб, бревенчатый, восьмикомнатный дом бывшего райсовета, с расквартированным здесь командованием сводного отряда карателей, запылал. Из разбитых окон чёрными клубами валил дым и выпрыгивали оставшиеся в живых офицеры и обслуга. Подобравшиеся к штабу ночью, скрытно, разведчики короткими очередями отстреливались от наступавших с улицы полураздетых карателей. Вот из окна выпрыгнула в одной шёлковой комбинации Фенька-Лизавета и опрометью бросилась куда глаза глядят, безумно оря на ходу: «Ой, родненькие! Не стреляйте, пощадите!!! Я тоже русская!» Фенька захлебнулась от крика, нога подвернулась, она упала, судорожно скребя землю холёными пальчиками, которыми еще каких-то полчаса назад так страстно ласкала командира сводного отряда, пожилого латыша майора Петерса. А когда Фенька, пятясь на карачках, попыталась снова встать, распрямиться, тут-то её и срезал автоматной очередью выскочивший из-за угла горящего дома щуплый литовский легионер. Правда, метил он в стоящего позади Феньки и прицельно расстреливающего наступающих Прокопа Загайнова. Да вот только Фенька своим раскормленным задом и мягкой грудью поймала пули, предназначенные старшему сержанту. Через секунду и сам литовец отчаянно вскинул руки, выронил автомат и уткнулся острым носом в зелёную травку.

В то время как Загайнов с тремя разведчиками, рассредоточившись по периметру штабной ограды, расстреливали бегущих сюда солдат, Антропов, Семенчик и Андреев, орудуя где финкой, где прикладом, пробивались среди техники к грузовикам.

– Роман, давай в кабину! Заводи! – Володька дал очередь по выбежавшим из-за тупоносой кабины соседнего грузовика солдатам, отскочил за самоходку и оттуда метнул гранату по бензобакам стоящего метрах в десяти от него танка. Танк загорелся. Андреев забросал гранатами легковушки. Заведённая машина дала задний ход к штабу, в широкий кузов быстро запрыгнули Загайнов с тремя разведчиками и уже с борта грузовика открыли ураганный огонь по карателям.

Грузовик рванулся вперёд, и лишь здесь, не переставая стрелять из