Поставив на стол корзинку, Йозефа первым делом развязала ребенка. Фанни тут же успокоилась. В нос надзирательнице ударил отвратительный запах. Она высвободила девочку из пеленок, подняла ее и обнаружила, что та покрыта экскрементами. На попке виднелось несколько ссадин. Кроме того, для четырехмесячного младенца Фанни весила подозрительно мало. Йозефа сдвинула в сторону распашонку и вновь ужаснулась, увидев впалый животик и торчавшие ребра.

— Проклятье, мерзавка Шиндлер, что вы сделали с малышкой?!

В ответ на звук незнакомого гневного голоса из-под стола раздался громкий плач. Йозефа наклонилась и увидела маленькую девочку примерно года от роду, уставившуюся на чужую тетю широко распахнутыми глазами. Из носа у нее текло, а ручки и ножки были такими же худыми, как у старшего брата.

Йозефа была вне себя.

— Когда дети в последний раз ели?! — взревела она. Шиндлер замерла в дверях, одной рукой обхватив мальчика.

Подавить приступ гнева стоило Йозефе больших усилий.

— Неужели у вас нет совсем ничего съестного?

В углу она заметила чугунную плиту с чаном для воды и ведром, в каком обычно делали заготовки или кипятили белье. За плитой стоял буфет для кастрюль и прочей посуды. На протянутой через всю кухню веревке висело несколько спецовок и рубашек, а на полу высилась корзина с грязным бельем. С Фанни на руках Йозефа подошла к плите и заглянула в ведро. Там была вода. Надзирательница окунула палец: холодная. Пустой ящик для угля говорил о том, что топить семье нечем.

Йозефа распахнула узкую дверцу рядом с плитой. За ней оказалось множество встроенных полок, на которых громоздились пара корзин, банки для заготовок и миски. На полу примостились два деревянных ящика.

В одном нашлась горсть картофеля, в другом — три луковицы. Банки, как и корзины, были пустыми, и лишь в одной из мисок лежала кучка сухих хлебных корочек. Йозефа вынырнула из кладовки и с грохотом захлопнула даерцу.

— Где детское питание?!

За неимением собственного младенца Шиндлер могла кормить Фанни только смесью из кипяченого молока и овсяного отвара. Однако ни того, ни другого на кухне не наблюдалось.

Хозяйка смотрела в пол и молчала.

— Здесь и в самом деле совершенно нечего есть?! — рявкнула Йозефа. — Куда делись деньги, которые вы получаете от государства на Фанни? Почему она выглядит так, будто не первую неделю голодает? Когда вы в последний раз меняли подгузник? Вам должно быть стыдно! Это же надо — довести младенца до такого состояния! Да и ваши родные дети выглядят не лучше!

— Я собиралась перепеленать Фанни, когда вы пришли, — неуверенно пробормотала Шиндлер.

— Не надо мне врать! — перебила ее Йозефа. — Сомневаюсь, что в этом доме остался хоть один чистый подгузник.

Шиндлер покраснела и закусила губу.

— Проклятье! — снова выругалась гостья. — Найдите мне где-нибудь пару чистых тряпок. Живо!

Женщина выбежала в коридор и пропала за одной из дверей. Вернулась она с парой более-менее чистых полотенец и в слезах.

Йозефа вырвала у нее тряпки, подошла к плите и окунула одну из них в ведро. После этого она положила Фанни на стол и обмыла ее, насколько удалось. Вторым полотенцем она вытерла девочку, а третье использовала как подгузник.

— Полагаю, чистых пеленок у вас нет? — спросила надзирательница женщину.

Та помотала головой. Йозефа вздохнула, сняла с себя передник и завернула в него Фанни. После этого она повязала свою шерстяную шаль вокруг груди и уложила девочку внутрь. Малышка крякнула и прижалась к полной груди гостьи.

— О том, что здесь творится, я сделаю пометку в вашем деле, — заявила Йозефа и покрепче обхватила Фанни. — Малышку я, разумеется, забираю, и нового ребенка вы пока что не получите. — Несмотря на гнев в адрес Шиндлер, надзирательница ощущала и свою вину: приди она пораньше, Фанни была бы избавлена от голода и страданий! Конечно, о том, чтобы дать нерадивой мамаше деньги, полученные от анонимного благодетеля, и речи быть не могло. Хорошо, что Йозефа умолчала о взносах!

— Дети плачут постоянно, — тихо сказала Шиндлер. Она выглядела изможденной и потерянной. — Все трое. Но Фанни — громче остальных. Я дала ей сосательный мешочек, чтобы она наконец угомонилась, но даже он не помог.

— Эти мешочки — настоящее зло! Самогон вреден и взрослым, что уж говорить о детях, — упрекнула ее Йозефа, гнев которой еще не улегся. Она схватила мешочек, лежавший на столе рядом с пеленками, подошла к плите и бросила его в холодную топку. — Дети кричат, когда они голодные и тонкие, как тростинки!

Взгляд Йозефы упал на корзинку, в которой лежал пакет с обрезками выпечки. Она открыла его, взяла кусочек пряника и приложила к губам Фанни. Малышка начала жадно причмокивать. Затем надзирательница наклонилась к девочке под столом. Та больше не плакала, а сосала палец. Йозефа сунула ей в руку корочку от пирога и положила еще несколько кусочков на колени. Глаза девочки округлились от удивления, но личико мигом просияло, и она начала жевать. К ней тотчас же подбежал брат и полез под стол, чтобы отнять у сестры еду.

Йозефа поймала ребенка за штаны и потянула назад.

— Хочешь, чтобы я тебе уши надрала, мальчик? — Она показала ему пакет с Остатками выпечки. — Получишь его, если пообещаешь оставить сестру в покое!

Мальчик с готовностью кивнул и, как только Йозефа отдала ему пакет, вытряхнул себе в рот целую пригоршню крошек.

Надзирательница обратилась к Шиндлер:

— Теперь рассказывайте, что случилось.

— Несколько недель назад стряслась беда, — начала женщина, запинаясь. — Муж отхватил себе большой палец на правой руке. Работать он больше не может и не получает ни гроша. Я понимаю, что взять детские деньги было нехорошо, но я не знала, как выкрутиться. А средств все равно не хватило. Тяжек гнев Господень.

Йозефа начала понимать серьезность положения. Столяр без большого пальца не способен заниматься своим делом, да и в другие профессии путь ему заказан. Чтобы семья оказалась в нужде, много времени не потребовалось.

— Где ваш муж? — спросила она, надеясь, что господин Шиндлер пытается получить нехитрую поденную работу на Северо-Западном вокзале или на улице Хан-дельскаи.

Но приемная мать горько бросила:

— В кабаке. Пропивает остатки сбережений. Хотя почти все деньги и так получила больница. За квартиру мы тоже должны с того самого дня. Иногда мне перепадает кое-какая стирка, но на пару геллеров не проживешь, а работать на фабрике я не могу: за малышами некому будет присмотреть. — Шиндлер разрыдалась. — Эта нищета невыносима! Я до сих пор не утопилась только из-за детей!

— Ну-ну-ну, — пробормотала Йозефа. — Что вы такое