Доктор Фукс вынул из сумки акушерские щипцы и продезинфицировал их карболкой. Инструмент из блестящей стали был длиной с предплечье Йозефы. Ручки на одном конце позволяли открывать и закрывать слегка вогнутые ложки на другом.

«Будь сильным и борись за первых вдох, малыш», — мысленно умоляла Йозефа, в напряжении наблюдая за тем, как врач осторожно вводит ложки во влагалище. Чтобы правильно ухватить головку ребенка, он мог рассчитывать лишь на свои ощущения. После размещения ложек полагалось ждать следующей потуги. Поскольку таковых у роженицы больше не наблюдалось, а младенец мог умереть, оставайся он слишком долго в родовом канале, врач начал осторожно извлекать плод тянущими вращательными движениями.

— Головка вышла! — с облегчением сообщила акушерка.

Йозефа отложила приспособление для наркоза, бросилась к полке, схватила пару полотенец и встала в ногах кровати. Свой долг по отношению к этой не знающей ответственности женщине она выполнила. Теперь важен только ребенок!

Когда надзирательница увидела головку, сердце у нее сжалось. Из-за вращательных движений щипцов она сбилась на сторону. Глаза не раскрылись. Веки, как и вся головка, были покрыты характерным белым налетом. Отчетливо виднелись оставленные щипцами вмятины с кровоподтеками. Через что пришлось пройти невинному созданию еще до первого вдоха!

Но самое плохое осталось позади. Врач отложил щипцы и руками извлек тельце.

Младенец лежал на матрасе меж расставленных ног матери. Акушерка перетянула пуповину двумя шнурами, обеззараженными в кипятке. Доктор Фукс ножницами перерезал последнюю связь между матерью и ребенком, а потом расстегнул халат и вынул из кармана жилета часы.

— Половина шестого утра, — постановил врач. — Первый ребенок в это Рождество и шесть тысяч пятьсот семьдесят второй в нынешнем году. И это девочка, — добавил он, бросив взгляд между согнутых ножек.

— Она не шевелится. — Йозефа склонилась над мокрым комочком, неподвижно лежащим на окровавленной простыне. Покрасневшая, покрытая налетом кожа была вся в складочках и казалась слишком большой для крошечного тельца. Краешком полотенца Йозефа промокнула нос и рот новорожденной, освободив их от слизи и родовой смазки.

— Лучше хорошенько шлепните ребенка по попе. Тогда и увидите, жив ли он, — посоветовала акушерка.

Йозефа ощутила в горле комок. Она не могла ударить новорожденную после столь тяжелого и болезненного появления на свет. Вместо этого надзирательница стала нежно растирать и массировать маленькое тельце полотенцем, очищая его от налета и крови. Но ребенок так и не пошевелился. Йозефа завернула младенца в чистое полотенце, подняла и прижала к груди. Указательным пальцем она принялась гладить влажные светло-рыжие волосики, лоб и щеки, ушки и кубки девочки.

— Дыши, малышка, — шептала Йозефа. — Дыши.

Губы крошки вздрогнули. Она моргнула, открыла карие глаза, пристально посмотрела на Йозефу и хрипло закричала.

— Ты жива! — Йозефа с улыбкой сунула указательный палец в правый кулачок девочки и счастливо ощутила, как маленькая ручка его сжала.

— Сообщила ли сударыня, как будут звать ее рождественского ангелочка? — поинтересовалась акушерка, вытягивая окровавленные простыни из-под тела роженицы.

Йозефа посмотрела на мать девочки. Та только что пришла в себя; она лежала на кровати, спокойная и утомленная родами.

— У вас здоровая девочка, милостивая госпожа, — сообщила Йозефа. — Как ее назвать?

Женщина не ответила и молча уставилась в потолок.

Глава вторая

Вена, 1890 год

В коридоре раздался топот двух пар детских ног. Они остановились у двери в кабинет Йозефы в восточном крыле воспитательного дома.

— Будешь ябедничать — «получишь в нос! — пригрозил звонкий мальчишеский голос.

— Кишка тонка, — послышалось в ответ.

Последовал яростный крик, немедленно сменившийся громким ревом. Йозефа вздохнула, отодвинула стул от письменного стола, встала и направилась к двери. В коридоре к ней подкатился пыхтящий клубок.

— Немедленно прекратите драку! — Йозефа нагнулась и схватила чье-то ухо, торчавшее между вихров.

— Ай! — вскрикнул его обладатель.

Клубок рассыпался, и второй голос пожаловался:

— Госпожа надзирательница, Пауль…

— Ничего не хочу слышать! — перебила его Йозефа. — ©станьте и помиритесь.

Мальчики нехотя поднялись и уставились друг на друга, упрямо сжав губы. Лишь после слов Йозефы: «Что стоите? Пожмите друг другу руки» — они обменялись кратким рукопожатием.

Надзирательница кивнула:

— Теперь отправляйтесь в спальню и отдохните. Идет тихий час! — Она посмотрела на мальчиков, плетущихся по коридору, и тихо закрыла за собой дверь.

Вернувшись за стол, Йозефа подумала, что этот небольшой перерыв оказался как нельзя кстати. Вносить записи в дела воспитанников она не любила. Ей нравилось заниматься непосредственно детьми: их воспитанием и обеспечением. Всякий раз, когда у нее появлялось время, Йозефа играла и пела с воспитанниками или читала им вслух.

Надзирательница поправила очки и взяла из стопки следующую папку. На обложке значилось: «№ 6572».

«Фанни», — подумала Йозефа, и у нее потеплело на сердце, как и всякий раз, когда она вспоминала о девочке, родившейся в прошлом году рождественским утром.

Йозефа сама дала ребенку имя и выбрала именно Фанни, потому что назвала бы так свою дочь, подари ей дитя милостивый Господь. Родная мать не имела никаких возражений. Она отказалась даже взглянуть на младенца.

Надзирательница посмотрела в окно на стоящее напротив западное крыло приюта. Солнечный свет отражался в окнах зала для грудничков. Со двора доносился неясный гул голосов и детский плач. Как и всякий день, у ворот толпилась пара дюжин женщин, желающих забрать младенцев. Забота о ребенке оплачивалась деньгами из казны, а сверх того выдавались пеленки и подгузники. Обычно такие приемные матери были из семей мастеровых и рабочих из Вены и окрестностей. Их мужья зарабатывали немного, так что выплаты на воспитание детей были кстати и не всегда использовались по назначению. Время от времени семьям наносились контрольные визиты, но, по мнению Йозефы, слишком редко. Она бы с радостью сама растила всех питомцев приюта. Но в заведении было всего сто мест, приберегаемых для больных младенцев, которых нельзя отдать в семьи, и для детей, вернувшихся из-за плохого ухода или побоев.

Три месяца назад, после того как зажили раны от щипцов, отдали в семью и маленькую Фанни. Йозефа часто задавалась вопросом, как поживает девочка. Она сомневалась, что родная мать ребенка хоть раз об этом подумала.

«Иногда Господь дарует дитя не тем людям», — подумала Йозефа, взяла перьевую ручку и открыла дело Фанни.

В него были подшиты свидетельство о крещении и справка о прививке от оспы. Кроме них в папке имелся всего один пустой разграфленный лист. Йозефа вписала в него место и дату рождения, имя малышки и ее приемной матери, а также адрес последней. Фамилией ребенка значилось Шиндлер — как у приемной