Он был ошеломлен.

— Наша кухня? Ты серьезно предлагаешь кормить бедных детей города из нашей кухни?

— Не только из нашей. Сторонники воскресной школы будут делать то же самое.

— Это абсурд. Нехватка продовольствия — проблема национального масштаба. Мы не можем накормить всех.

— Не всех, только моих учеников из воскресной школы. Как я могу говорить им быть добрыми и милосердными, как Иисус, а потом отправлять их домой голодными?

Епископ повернулся к новичку.

— А вы что думаете, мистер Маккинтош?

Маккинтош выглядел неловко. Он был не в восторге от того, что его просят быть третейским судьей между Элси и ее отцом. Поколебавшись, он сказал:

— Единственное, в чем я уверен, это то, что мой долг — руководствоваться указаниями моего епископа, и, полагаю, то же самое относится и к мисс Латимер.

Он оказался не таким смелым, как думала Элси.

— Методисты особенно горячо поддерживают эту идею, — сказала она. Это была скорее надежда, чем факт, но она сказала себе, что это ложь во спасение.

Ее отец передумал. Он не хотел показаться менее щедрым по сравнению с методистами.

— Сколько детей посещает воскресную школу?

— Никогда не меньше сотни. Иногда двести.

Маккинтош был удивлен.

— Боже мой! Обычно это двенадцать детей в маленькой комнате.

— И вы с вашими друзьями-методистами хотите накормить их всех? — спросил епископ у Элси.

— Конечно. Но среди наших сторонников много и англикан.

— Что ж, тебе лучше поговорить с матерью и выяснить, на что, по ее мнению, способна наша кухня.

Элси сохраняла невозмутимое выражение лица, чтобы не улыбнуться торжествующе.

— Да, отец, — сказала она.

16

Когда Сэл впервые заговорила о Сократовском обществе, она и не представляла, что это выльется в такое большое дело. Она помнила, как небрежно сказала: «Нам бы следовало этим заняться — учиться и познавать. Что это за корреспондентское общество, о котором ты говорил?» Она представляла себе дюжину или около того людей в комнате над таверной. Успех лекции Роджера Риддика изменил ее взгляд. Присутствовало более ста человек, и о событии написали в «Кингсбриджской газете». И этот триумф был ее триумфом. Джардж и Спейд поддерживали и помогали, но движущей силой была она. Она гордилась тем, что сделала.

Но теперь она чувствовала, что общество — это лишь первый шаг. Это было частью движения, охватившего всю страну. Рабочие люди занимались самообразованием, читали книги и посещали лекции. И у этого движения была цель. Они хотели иметь право голоса в управлении своей страной. Когда была война, им приходилось сражаться, а когда цены на хлеб взлетали, они голодали. «Мы страдаем, — рассуждала она, — значит, мы и должны решать».

«Как далеко я ушла от Бэдфорда», — подумала она.

Месяц спустя второе собрание общества казалось еще более важным. Рабочие Кингсбриджа были разгневаны ростом цен, особенно на еду. В некоторых городах случались хлебные бунты, часто возглавляемые женщинами, отчаявшимися прокормить свои семьи.

Собрание было назначено на субботу, когда люди заканчивали работу на пару часов раньше. За несколько минут до его начала Сэл и Джардж отправились в дом пастора Чарльза Мидуинтера, чтобы встретиться с приезжим лектором, преподобным Бартоломью Смоллом.

Пастор Мидуинтер съехал из дома каноника, особняка, который был практически дворцом. Его новый дом, удобно расположенный рядом с методистским залом, был ненамного больше коттеджа рабочего. «Должно быть, это ощущалось как падение, — подумала Сэл, — особенно для Джейн, которая так жаждала благ жизни».

В гостиной Мидуинтер предложил им херес. Сэл чувствовала себя неловко, а Джардж — и того хуже. Они оделись как можно лучше, но их ботинки были в заплатках, а одежда выцвела. Однако пастор представил их с большой помпой:

— Преподобный Смолл, эти двое — интеллектуальные лидеры кингсбриджского рабочего люда.

— Для меня честь познакомиться с вами, — сказал Смолл. Это был худощавый мужчина с тихим голосом, выглядевший именно так, как Сэл всегда представляла себе профессора: седовласый, в очках, сутулый от долгих лет, проведенных за книгами.

— По правде говоря, преподобный, — сказал Джардж, — наш интеллектуал здесь исключительно Сэл.

Похвала смутила Сэл. «Я не интеллектуал», — подумала она. «Но ничего, я учусь».

— Скажите, — спросил Смолл, — сколько людей вы ожидаете сегодня в аудитории?

— Пару сотен, плюс-минус, — ответила Сэл.

— Так много! Я привык к дюжине или около того студентов.

Он слегка нервничал, что удивило Сэл и в то же время придало ей уверенности.

Пастор Мидуинтер осушил свой бокал с хересом и встал.

— Нам нельзя опаздывать, — сказал он.

Они пошли вверх по Мейн-стрит, где уличные фонари заставляли сверкать падающий дождь. Приближаясь к Залам собраний, Сэл с ужасом увидела дюжину или около того ополченцев Ширинга, стоявших у здания, — промокших, но щеголеватых в своих мундирах, с мушкетами в руках. Среди них был и шурин Спейда, Фредди Кейнс. Зачем они здесь?

Она с ужасом увидела с ними Уилла Риддика, с саблей на боку, который, очевидно, был у них за главного.

Она встала перед ним, уперев руки в бока.

— Это еще что? — спросила она. — Нам не нужны вы и ваши солдаты.

Он уставился на нее в ответ. В его выражении смешались презрение и тень страха.

— Как мировой судья, я привел сюда ополчение, чтобы справиться с любыми беспорядками, — самодовольно произнес он.

— Беспорядками? — сказала она. — Это дискуссионный кружок. Никаких беспорядков не будет.

— Посмотрим.

У нее возник вопрос, и она нахмурилась.

— Почему здесь нет виконта Генри Нортвуда?

— Полковник Нортвуд сегодня не в городе.

Жаль. Нортвуд никогда бы не пошел на такую провокацию. Уилл был злобен и глуп. И он лично ненавидел Сэл.

Но она ничего не могла поделать.

Войдя в здание, она увидела шерифа Дойла и констебля Дэвидсона, стоявших прямо у входа и пытавшихся делать вид, будто они не знают, насколько их не любят.

Стулья стояли рядами, обращенные к лекторской трибуне. Сэл увидела, что народу собралось много, больше, чем на первом собрании. Множество ремесленников — ткачей и красильщиков, перчаточников и сапожников — смешались с фабричными рабочими. Спейд сидел сзади вместе со звонарями.

Печатник Джеремайя Хискок был там, хотя было очевидно, что он еще не полностью оправился от порки. Он был бледен и выглядел нервным, а громоздкий вид его пальто говорил о том, что на спине все еще тяжелые повязки. Его жена, Сьюзен, сидела рядом с ним с вызывающим видом, словно бросая вызов любому, кто осмелится назвать ее мужа преступником.

Сьюзен и Сэл были среди немногих женщин в зале. Часто говорили, что политику следует оставить мужчинам, и некоторые женщины в это верили или делали вид, что верят.

Среди публики была группа молодых людей, которых Сэл видела слоняющимися у таверны «Бойня», что у реки. Она прошептала Джарджу:

— Мне не нравится вид этих парней.

— Я их знаю, — сказал Джардж. — Мунго Лэндсман, Роб Эпплъярд, Нэт Хэммонд — за ними глаз да глаз нужен.

Сэл и Джардж сели в первом ряду с Мидуинтером и преподобным Смоллом. Минуту спустя Спейд встал и подошел к трибуне. По залу прошел ропот удивления. Спейд был умен, все знали, и он читал газеты, но все же он был всего лишь ткачом.

Он поднял экземпляр «Доводов в пользу довольства, обращенных к трудящейся части британского общества».

— Нам следует внимательно прислушаться к тому, что говорит мистер Пейли, — начал он. — Он очень мудр в том, как нам следует вести наши дела здесь, на западе Англии, потому что он архидьякон… Карлайла.

По залу прокатился смешок. Карлайл находился на границе с Шотландией, примерно в трехстах милях от Кингсбриджа.

Он продолжал в том же духе. Сэл пролистала брошюру Пейли и знала, что та содержит напыщенные и снисходительные замечания о трудящихся. Спейд с непроницаемым лицом зачитывал худшие из них, и с каждой цитатой смех становился все громче. Он начал играть на публику, делая вид, что озадачен и оскорблен ее реакцией, что смешило их еще больше. Даже тори веселились, и не было ни враждебности, ни выкриков. Мидуинтер прошептал Сэл: