такого болвана, как ты, – настаивал торговец, не давая себя запугать.
Каллидий вздохнул и упрятал поглубже свою гордость: рабу не подобало выставлять ее напоказ. Главное – дело, за которым он пришел сюда.
– Не слишком хорошее начало, – заговорил он примирительно. – Меня зовут Каллидий, и я действительно раб. Я принадлежу наместнику провинции и послан сюда, чтобы купить раба. Мой хозяин платит щедро.
Мгновение-другое Турдитан сохранял важный и строгий вид, затем стер с лица раздражение и скупо улыбнулся. Может, он и не имел призвания к торговле, но всегда был рад заработать хорошие деньги.
– Я же говорил, ищешь девочку для своего хозяина. У меня есть несколько весьма соблазнительных. Но предупреждаю, тебе придется раскошелиться – ни у кого больше нет таких молодых и красивых. Сегодня это редкость. К тому же завтра придут мои друзья, которые держат лучшие лупанарии в Карнунте. Я уже обещал отдать всех им. Тебе придется перебить их цену, ведь если они узнают, что кого-то из девиц продали другому, то будут очень, очень разочарованы. Но у наместника, клянусь Геркулесом, не должно быть трудностей с деньгами! Не так ли?
– Да, трудностей с деньгами не будет, – решительно подтвердил Каллидий, – но у женщины должно быть молоко. Ей придется кормить ребенка. Есть ли среди твоих девушек та, которая недавно родила?
Турдитан заморгал. Вот неожиданный вопрос! Он никогда не продавал рабыню-кормилицу.
– У твоей хозяйки случились преждевременные роды? – осведомился он. – Иначе непонятно, почему такой могущественный человек не распорядился об этом раньше.
– Вроде того, – ответил Каллидий, не желая вдаваться в подробности.
– Хорошо. – Турдитан поднялся на помост по боковой деревянной лесенке. – Вот у этой есть новорожденный.
Он подошел к Луции. Обнаженная невольница дрожала от холода, кое-как прикрывая груди и лоно. Оливковая кожа выдавала в ней уроженку юга Италии, хотя девушку взяли в плен к северу от Данубия.
– А молоко у нее есть? – гнул свое Каллидий. – Мне нужно одно: чтобы она могла кормить ребенка.
– В этом ты можешь быть уверен. Младенец умер всего несколько дней назад. Посмотри на эти титьки, их прямо-таки распирает. – Он стукнул тыльной стороной ладони по запястьям Луции, и та опустила руки, так что груди были теперь хорошо видны. Турдитан грубо ударил по одной из них. Девушка взвыла от боли и опустилась на помост. Торговец потянул ее за волосы, чтобы она снова поднялась на ноги. В глазах Луции блестели слезы, рядом с сосками виднелись белые капельки. – Сколько в них молока! Я никогда не обманываю покупателей.
Каллидий отметил про себя это уточнение. Всех остальных Турдитан наверняка обманывал по десять раз на дню – да и покупателей, пожалуй, тоже. Но это не слишком волновало атриенсия. Главное – что он нашел девушку, которая будет выглядеть вполне пристойно, если ее помыть, и молока у нее действительно много. Итак, дело сделано. И сделано вовремя. Солнце уже заходило за вершины деревьев, росших по берегам Данубия. Единственной загвоздкой оставалась цена.
– Я дам шестьсот сестерциев.
– Шестьсот сестерциев?! – возмущенно воскликнул Турдитан. Он отпустил волосы Луции и отпихнул ее. – По-твоему, я рехнулся? Клянусь Геркулесом, владельцы лупанариев заплатят мне впятеро больше.
– Неправда, – холодно возразил Каллидий, не переставая смотреть на девушку. В ее заплаканных глазах таилась какая-то загадка. – Шестьсот сестерциев. Это хорошая цена. Взрослый мужчина в Риме стоит около двух тысяч, многое зависит от его телесной крепости. И уж точно не больше шестисот-семисот денариев. Женщин, как всем известно, продают куда дешевле. Шестьсот сестерциев за девушку в Риме – это немало. Вряд ли здесь цены выше, чем в столице империи.
Турдитан нахмурился.
– В наших краях молодых рабынь не так уж много, – возразил он. – Поэтому и обходятся они дороже. Чем меньше товара, тем выше цена. Это знают даже рабы, которых хозяева отправляют за покупками. – Он позволил себе еще раз ухмыльнуться и принялся объяснять дальше: – И потом, ты ищешь не девицу для утех, а кормилицу. Дело срочное, а кормящих женщин на рынке почти нет, тем более таких молодых и здоровых, как она. Две тысячи сестерциев.
Каллидий сглотнул слюну. Торговец нащупал его слабое место. Да, ему нужна эта кормилица, и притом немедленно. Новорожденная, вероятно, уже проголодалась. Госпоже не понравится, если ее сестра будет вынуждена сама кормить грудью…
Каллидий сделал вдох и шмыгнул носом. От реки шли холодные испарения.
– Я не рабыня! – выкрикнула Луция из-за спины Турдитана. Тот резко обернулся и дал ей такую пощечину, что девушка повалилась на помост.
– Заткнись! – прошипел работорговец и снова занес руку, но тут вмешался Каллидий:
– Если ударишь еще раз, я ее не куплю. Как ее зовут?
– Анса, – ответил Турдитан, намеренно выбравший германское имя.
Луция, однако, не желала, чтобы ее продали как рабыню. Этого раба, собравшегося ее купить, сопровождали солдаты. Надо было, чтобы они обо всем узнали. В эту минуту она даже позабыла, что на приграничной заставе ее изнасиловал римский опцион.
– Меня зовут не Анса, а Луция, и я родом из Италии. – Она говорила быстро, чтобы успеть сказать как можно больше: Турдитан был готов нанести очередной удар, еще яростнее, и тем заставить ее замолчать. – Я и мои родные переселились сюда, в земли к северу от Данубия, и обзавелись хозяйством. Этот человек взял нас в плен. Моих родителей убили, мой сын умер от холода и…
Турдитана уже занес над Луцией руку, собираясь ударить ее по лицу, чтобы она свалилась без чувств. Но тут Каллидий закричал:
– Согласен! Две тысячи сестерциев!
Безжалостная рука остановилась – чего не сделаешь ради денег. Турдитан овладел собой, опустил руку и плюнул девушке в лицо.
– Давай деньги и уводи эту потаскуху, – выпалил он.
Каллидий достал из сумки два из пяти мешочков с монетами и бросил их торговцу. Турдитан поймал их и отпустил рабыню. Атриенсий притянул Луцию к себе. Он мог вручить Турдитану все пять, но негодяй вызывал у него сильнейшее отвращение. Этот человек не заслуживал даже одного мешочка, не то что двух.
– Пойдем, – резко сказал он ей.
– Я раздета, – возразила Луция.
Каллидий достал из мешка заранее припасенную им тунику. Отправляясь покупать рабов, он всегда брал с собой чистые туники: в доме его хозяев замызганная одежда выглядела бы неподобающе.
– Надевай и пойдем.
Но в этот миг Турдитан пересчитал монеты и всполошился.
– Эй, ты! – сказал он, глядя на Каллидия и знаком подзывая к себе солдат, следивших за порядком на рынке. – Здесь только четыреста сестерциев.
– Ты всегда можешь явиться в покои наместника и потребовать остальное, – ответил посланник Юлии, не задерживаясь более ни на секунду: