– Ты хочешь сказать, что она не собирается менять свое поведение?

– Я хочу сказать, что отец ее ребенка охотно воспользовался ее телом, но уехал из города задолго до того, как плоды его похоти привели ее в суд. Это несправедливо.

– Сара сама добровольно пошла с ним в постель. Во всяком случае, она никогда не заявляла иного. Она не то чтобы невинная девица в этом смысле.

– Не невинная, но закон никак ее не защищает. Мужчина уехал, и ей никак не получить от него средства на ребенка.

– Родители ее не выгнали.

– Не выгнали, но и не поддерживают. Ей нужен настоящий способ зарабатывать деньги. Не подработки – шиллинг тут, шиллинг там.

– И как же ты собираешься ей помочь?

– Так же, как ты помог мне.

Ему требуется несколько секунд, чтобы понять, о чем я.

– Ты хочешь научить ее читать?

– Чтобы у нее был хоть какой-то шанс в жизни, начать надо с этого.

Через четверть мили мы сворачиваем в сторону от широкой реки Кеннебек там, где в нее впадает Милл-Брук. Дальше Уотер-стрит сужается и практически превращается в скотную тропу. Она проходит через Вассалборо и идет вверх по течению Кеннебек вдоль ее берегов, пока не исчезает в ста пятидесяти милях к северу, как и сама река, упершись в ее исток, озеро Мусхед.

– А вторая идея какая?

– Если она не сможет найти работу, возможно, я смогу помочь ей найти мужа.

– И у тебя есть конкретный мужчина на примете?

– Есть.

– Думаешь, это должен быть Джонатан?

Я ошарашенно открываю рот, собираясь возразить, но Эфраим неправильно меня понимает и перебивает:

– Я знаю, тебя беспокоит, что он ни за кем не ухаживает.

– Ему двадцать шесть. Давно пора ухаживать хоть за кем-то.

– Такие у тебя запросы для него? «Хоть кто-то»? И ты бы выбрала Сару?

– Сара прекрасно подошла бы любому мужчине, Джонатану или не Джонатану. Но нет, я не про него думала.

– А про кого?

– Про Сайреса.

Он явно удивлен.

– И как тебе такое пришло в голову?

– Тебе бы тоже пришло, если б ты увидел, как он на нее смотрит. Думаю, он давно без ума от этой девушки.

Я рассказываю ему про записку. Как он бросил ее в пламя и убежал.

Некоторое время Эфраим едет молча.

– Ему не понравится твое вмешательство, Марта.

– Я не собираюсь вмешиваться.

Он фыркает.

– Я просто создам возможность.

– Для кого – для себя?

– Для Сайреса.

– Он не может говорить, а Сара не умеет читать.

Я улыбаюсь мужу.

– Пока не умеет.

Пристань Дэвина

Понедельник, 18 января

Сэм Дэвин не рад меня видеть. Я это вижу по тому, как он сжал губы, как повел плечами, прежде чем перекинуть тюк сена через ограду. Огромный рыже-белый бык с длинными кривыми рогами раздирает тюк, потом зарывается в него всей мордой и жадно ест. Через несколько секунд все сено разметано, а Сэм направляется ко мне, топая ногами.

– Я знаю, что вы собираетесь спросить, – говорит он, – и это не ваше дело.

Сэм никогда раньше не был со мной груб за все те годы, что я его знаю, и именно поэтому я ошеломлена до потери дара речи. Он замечает, что его занесло, и ему хватает такта остановиться.

– Я не затем пришла, чтобы тебя о чем-то спрашивать.

– Правда?

– Да. Я пришла поздравить тебя со свадьбой и принесла свадебный подарок. Хотя я запоздала на месяц, за что прошу прощения.

Он смущен, к щекам приливает краска.

– Простите. Я решил…

– Что?

– Я решил, вы пришли спросить, зачем Мэй ходила к Лекарке.

– Это касается меня не больше, чем тебя, – зачем туда ходила я.

– Мне очень жаль. Я… это было грубо с моей стороны. – Сэм смотрит в землю. – Вы всегда были к нам добры, и я не вправе делать такие предположения.

– Ты вправе защищать свою жену. Неважно, от каких именно предполагаемых обвинений.

Сэм бросает на меня быстрый взгляд, потом снова опускает глаза.

– До меня уже доходили слухи. Они быстро расходятся, знаете ли.

– Со слухами всегда так. И вы действительно быстро зажили своим домом. – Я вижу, что Сэм опять напрягается, вижу, как сжимается его рот, как он снова готов возражать. – Я привезла Мэй лоскутное одеяло. Каждую зиму запасное делаю. – Это риск, но я делаю шаг вперед и кладу руку ему на плечо. – Женщина никогда не должна заводить хозяйство без настоящего лоскутного одеяла.

Я не добавляю, что в Хэллоуэлле поспешные браки не новость, как и предположения, которые сразу приходят людям в голову. К седлу моему привязан большой тюк. Отвязываю его и вручаю Сэму. Он принимает подарок осторожно, будто ребенка.

– Ваш брак – это ваше дело, Сэм. Не позволяй никому говорить вам другое.

– Спасибо. Мать Мэй не захотела делать ей одеяло. Она слишком злится. Наверное, никогда меня не простит.

– Простит, конечно.

– Вы не знаете ее мать.

– Вообще-то знаю. Но тем не менее моя собственная мать простила и меня, и Эфраима, хотя мы быстро поселились вместе.

Сэм поднимает голову.

– Вы не стали ждать?

– Нет, – говорю я. – Эфраим тем же вечером забрал меня к себе.

Другой молодой человек мог бы на этом месте покраснеть, начать заикаться или переступать с ноги на ногу. Но Сэм Дэвин уравновешенный, спокойный и практичный, и он не делает вид, что стесняется желания отправиться в постель с собственной женой.

– Я рад, что вы понимаете, – говорит он. – Такое редко бывает.

– Ты бы удивился тому, насколько многое я способна понять, Сэм.

Я читаю по его глазам, как он думает – сначала задает себе вопрос, потом быстро находит на него ответ. Наконец Сэм спрашивает:

– Хотите зайти? Я уверен, Мэй будет очень вам рада.

– С удовольствием, – говорю я ему и возвращаюсь к своему коню. Брут привязан к коновязи, пьет из корыта и жует сено из стоящего рядом с ним тюка. Я достаю из сумки бутылку.

– У меня еще один подарок, но это только для Мэй.

Дом маленький и аккуратный и спроектирован с умом – чтобы по мере роста семьи его можно было достраивать. От Уотер-стрит дом отстоит ярдов на пятьдесят, но окна его выходят на пристань и на реку. Сэму Дэвину повезло арендовать один из последних свободных участков на реке, поэтому он может получать доход и с грузов, идущих по реке, и с восьмидесяти акров сельскохозяйственной земли. Если он со всем справится, его молодой семье будет обеспечена благополучная жизнь.

Передняя комната теплая, чистая, пахнет в ней свежим деревом и свежеиспеченным хлебом. Мэй сидит у огня в кресле-качалке, на коленях вязанье, а на маленьком столике слева от нее чашка чая.

Сначала она удивляется при виде меня, но потом улыбается, и в уголках ее красивых губ появляются две идеальные круглые ямочки.

– Мистрис Баллард, – говорит она, – пожалуйста, входите.

Сэм поднимает сверток.

– Марта принесла нам подарок к свадьбе.

– Как любезно. Наш первый, – говорит Мэй и собирается подняться на ноги, но не успевает выпрямиться, как сразу плюхается обратно. У нее явно кружится голова.

Тогда-то я и замечаю ведро у ее