Точь-в-точь отцовские. Из-под густых ресниц сквозит такая синева, будто сейчас середина лета. А когда она улыбается Барнабасу, я слышу, как Эфраим скрежещет зубами. Я дергаю его за руку и оттаскиваю назад.
– Помни, любимый, – смеюсь я, – выбирает всегда женщина. Ты сам так сказал.
– Ну и дурак я, что вообще об этом упомянул.
Долли впускает Барнабаса в дом, а мы идем за ними. Мы оба не вполне готовы видеть, как наша младшая дочь легко поддается чарам Купидона.
Лавка доктора Коулмана
Вторник, 12 января
– А ты не зайдешь? – спрашиваю я.
Эфраим качает головой.
– Не сегодня. Мне надо перейти реку и узнать насчет заказа на древесину.
Кеннебек можно пересечь только двумя способами: на пароме в теплое время года или пешком, когда она замерзает. Местами она шириной в полмили, а глубина такая, что никто еще никогда не касался дна. Но это, наверное, из-за течения. Кеннебек не из тех рек, в которых можно плавать. Все, что на западной стороне, считается Хэллоуэллом, а на восточной – Форт-Вестерн, хотя по сути это одна деревня протяженностью в две мили, разделенная пополам. Но на каждой стороне свои дома и лавки, свое сообщество. Переходить реку пешком рискованное занятие, но я, возможно, предпочитаю именно это. Паром – слишком долго.
– Береги себя, – говорю я мужу.
– Не беспокойся, лед уже толстый. И я всего на час. Когда закончишь, приходи в таверну, выпьем пивка.
Эфраим целует меня в лоб, потом сходит с мостков на утоптанную тропу, ведущую на берег, и спускается на лед. С минуту я смотрю, как он идет через реку – ступает, как всегда, уверенно, – а потом поворачиваюсь обратно к лавке.
У Коулмана сегодня много народа, так что я жду, пока компания лесорубов расплачивается за инструменты, и только потом подхожу к прилавку.
– Что вам сегодня понадобится, мистрис Баллард? – спрашивает он.
– Ничего. Разве что у тебя новые книжки есть.
Я ставлю свою корзинку на прилавок и откидываю плащ. Мой экземпляр «Эммелины» лежит поверх двух дюжин аккуратно сложенных свечей с плоско срезанным низом и подрезанными фитилями.
– О, у тебя новая порция. – Правой рукой Коулман вынимает из корзинки свечу, нюхает ее, ковыряет ногтем лепесток лаванды. – Нарядно.
– Если вещь полезна, это не значит, что она не должна быть красивой.
Большинство семей в Крюке сами делают себе свечи, но всегда находится какой-нибудь проезжий, домохозяйка или лавочник, которым срочно понадобилась свеча, и первым делом они обращаются к Коулману. Ему нравится удовлетворять покупателей, а мне – выменивать товары. Я захожу в лавку как минимум дважды в месяц – проверяю, вдруг он получил новую партию кофе, сахара или шоколада из Бостона, хотя после того, как река покрылась льдом, шансы на это невелики. Но больше всего я хочу заполучить новую книжку. Я дочитала «Эммелину», и мне не терпится погрузиться еще в какую-нибудь историю.
Вскоре он переключается со свеч на книгу.
– Как, хорошая? – спрашивает Коулман, щуря глаз и разглядывая заголовок.
– Мне понравилось больше многих других книг. И автор англичанка, это ты должен одобрить, – подмигиваю я. – Это история про женщину, которая живет на задворках светского общества, но при этом отказывается от навязанных ей традиционных ролей, находит свой путь, выбирает свою любовь и в конце оказывается и богатой, и счастливой.
– То есть это фантазия?
– Вовсе нет. Тут речь о том, как могло бы быть. Хотя, должна сказать, книга довольно… как это называется… готическая. Дикие глухие места, таинственные происшествия. Думаю, тебе понравится.
– Тогда меняемся, мистрис Баллард, – говорит он, лезет под прилавок и достает потрепанную книжку, у которой отсутствует половина обложки. – Хотя, честно говоря, мой чертов глаз уже начинает мне отказывать, скоро совсем не смогу читать. Придется нанять парня вести бухгалтерию.
Я беру его книгу и открываю титульную страницу.
– «Замки Этлин и Данбейн», Энн Рэдклифф, – читаю я. – Ты уже читал?
– Как ты там говорила, готическая? Если тебе такое нравится, эта книжка в самый раз. Тут про настоящую средневековую шотландскую междоусобицу.
– Тогда мне это идеально подойдет.
Я засовываю книгу под мышку и начинаю распаковывать свечи.
– Еще чего-нибудь, раз зашла?
– Я бы не отказалась от кофе и сахара. Но кукурузная мука и патока тоже сойдут.
– Кофе и сахара, увы, нет и не будет, пока река не вскроется. Но могу дать мешок кукурузной муки и пинту патоки. У тебя на счету как раз на это хватит.
– Но как…
– Приходил мистер Сьюалл. Добавил денег на твой счет и еще купил тебе фунт шоколада и полфунта чая. Они запакованы и отложены для тебя.
Иногда мне платят деньгами еще до того, как я уйду из дома пациентки. Иногда – потом, едой, скотом или чем-то в обмен. Но часто бывает и так, что благодарный муж что-то добавит к моему счету у Коулмана или приготовит сюрприз – оставленную для меня покупку.
– Ох, – говорю я, – как любезно с его стороны.
– А если его послушать, то совсем наоборот. Он сказал, его жена чуть не умерла из-за того лауданума, а ты ее спасла.
Не знаю, что на это сказать, поэтому не говорю ничего.
– Знаю, Марта, у тебя было столько проблем, что ты думаешь, у тебя полгорода во врагах. Но хватает и тех, которые не потерпят ни одного плохого слова против тебя. Мистер Сьюалл из их числа. И я тоже.
* * *
Когда я прихожу в таверну Полларда, Сайрес уже там и машет рукой, подзывая меня к столу.
– Что ты тут делаешь? – спрашиваю я.
Он двигает ко мне через стол бухгалтерскую книгу. Постукивает по строчке, которая показывает, что заказ на пиленый лес доставлен и оплачен.
– Чендлер Роббинс? – читаю я имя. – Он что, еще один корабль строит?
Сайрес кивает. Показывает мне подробности заказа на семьдесят досок из белого дуба и два сосновых бревна для мачты.
– Его жена скоро родит первенца, – говорю я Сайресу, будто это имеет значение, будто ему есть до этого дело.
Хотя тут я, наверное, не права. Сайресу куда больше хочется завести семью, чем Джонатану. В этом-то и состоит его главная трагедия. Он хороший, сильный, добрый и умный. Но жизнь устроена так, что женщины считают его дурачком. Просто потому, что он не может говорить. Они боятся, что это болезнь. Что это заразно. Какое-то заболевание, которое может передаться детям. Так что девушки нашего города всегда его игнорировали, а он в ответ окружил свое сердце стеной.
– Каждая женщина хочет, чтобы мужчина шептал ей в темноте что-то ласковое, – как-то раз сказал мне Эфраим, когда я жаловалась, что Сайресу не найти себе жену. Он не хотел меня уязвить, в его словах была только горечь. И я на всю жизнь их запомнила, потому что он сказал правду.
– Ты знал, что Чендлер Роббинс один из тех, кто вытаскивал Джошуа Бёрджеса из-подо льда? – спрашиваю я.
Не знаю, слышал ли меня Сайрес – он никак не отреагировал на мой вопрос. Он уставился куда-то мне за спину, на кого-то, кто вошел в таверну. Сайрес выпрямился, в глазах светится интерес, и тут я слышу шаги прямо за собой. Я оборачиваюсь и вижу Сару Уайт, которая держит в руке кошелек и улыбается мне.
– Здравствуйте, Марта, –