достаются не те, кому хотелось бы отдать сердце, а те кому благоволят наши семьи.
Алексей выпрямился, и посмотрел в окно на серебряную гладь моря вдали. Он стоял чуть ближе, чем позволял этикет, но все еще на безопасном расстоянии. Действительно о чем он думал все это время. Ведь Элизабет не могли не выдать замуж.
– Вы молчаливы, – нарушила возникшую неловкую паузу Лизет.
–Бывает, мадам, что молчание говорит больше слов. Особенно у моря.
Женщина медленно повернулась. Тонкая линия ключиц была едва прикрыта кружевами. Ее глаза искрились. В них горел какой то дивный огонь, от которого у Алексея сердце забилось еще сильнее.
– Ах да, море. Ваш храм, ваш отец, ваш бог, ваш приют, не так ли?
Алексей отвел взгляд.
– Море не приют, мадам. Оно скорее приговор. Но оно же единственное, что мне дает право забыть обо всем на свете. Обо всем кроме одного.
– Кроме чего? – голос девушки стал почти шепотом.
Он резко повернулся, не скрывая взгляда. Слишком недопустимого, слишком живого и настоящего для этого бала, этих свечей, этой страны.
– Кроме того, что я уже видел вас в Париже, тогда на выставке, среди портретов и пейзажей. Вы были словно словно сама весна. Я тогда подумал, если художник пишет свет, значит он носит его в себе.
Лизет вздрогнула. едва заметно, но для Алексея уловимо. Опустила веер.
– Я и не думала, что оставила такой след.
– След? – он усмехнулся и в этой усмешке звучала горечь.– Нет. Вы оставили во мне бурю. С тех пор, все, что я делаю – все мимо. Шторма, карты, берега… все просто фон для одного взгляда.
Она молчала.
– Тогда почему вы пришли?
Он не понял вопрос или не хотел понимать.
– Потому, что если бы не пришел, – то прожил бы дальше честно, правильно. Но не живым.
Она не ответила. Только подняла глаза к его лицу.
Алексей прошептал:
– Я ничего не прошу: ни слов, ни жестов, ни обещаний. Но если вы завтра вечером, случайно выйдете к монументу “четырех мавров”, – я буду там. И уйду, если не прийдете.
Лизет смотрела на море.
– А если выйду?
– Тогда буду ждать всю жизнь.
Лизетт закрыла веер, будто ставя точку. Но теперь ее лицо светилось еще ярче.
Послышался гомон, спорящих на повышенных тонах, голосов.
– Карта подлинная, месье. Я в этом уверен, – донеслось до Алексея.
– А я думаю современная подделка, – не соглашался оппонент, – компиляция современных карт, выполненная искусным художником в древнеарабском стиле. Бумага либо состаренная, либо фальсификатор воспользовался чистым листом из настоящей рукописи.
Вместе с хозяином виллы возвращался месье де ла Форна и Алексей отступил в тень. Но ее взгляд остался с ним, проникая в душу, как луч, что проникает в самую глубину моря.
Тем временем спор маркиза де Круаси продолжался. К нему присоединились еще несколько мужчин.
– Такую карту невозможно составить даже имея современные навигационные инструменты, – настаивал новый участник дискуссии во флотском мундире тосканы. –
Даже нам, обладая всеми достижениями науки, не удалось создать ничего подобного. Моррос – дикари. Посмотрите на их потомков – разбойники и пираты.
Алексей подошел к спорящим.
– Если карта выполнена Ибн Хавкалом, аль-Масуди или аль-Идриси, то за нее можно выручить немалые деньги, – предположил де ла Форна.
– Я невольно стал свидетелем вашего спора, господа, – вмешался в спор Алексей, – Позвольте развеять ваши сомнения. Пусть вас не обманывает мой возраст Я отлично разбираюсь в гидрографии, и прокладывал курс как в Атлантике так и в Средиземном море. Если нужна экспертная оценка, то буду рад ее предоставить. Позвольте мне взглянуть на карту.
Толпа у камина сомкнулась плотнее, словно не желая пускать к реликвии чужака – два чиновника из Лукки, муж Лизетт, южанин в тосканском офицерском мундире и конечно же сам маркиз де Круаси.
– Позвольте вам представить, месье Григорьева, – проскрипел голос старика де ла Форна.
– Русский, – удивился маркиз, – а не с того ли вы корабля, что пришел на прошлой неделе? Не знал что мой секретарь оказался столь расторопен и успел отправить вам приглашение.
– Я с русского корабля «Надежда Благополучия», – подтвердил Алексей, – Однако раньше я служил королю Людовику и несколько лет сражался с британцами на фрегате Его величества. Поэтому покорнейше благодарю за приглашение, маркиз. Для меня оно стало приятным сюрпризом.
– Не стоит благодарности, месье. Знал бы я заранее, что вы воевали за Францию, и вы бы оказались в числе почетных гостей. Итак карта…
Маркиз дал сигнал и один из слуг принес шкатулку.
Де Круаси сам извлек пергамент и осторожно развернул его на столе.
Алексей прищурился, оценивая артефакт. Ему доводилось видеть итальянские атласы Блау Гондиуса, французские карты Дипу де ля Марин, британские адмиралтейские карты. Видел он и арабскую карту золотого века. Эта карта напоминала все их вместе взятые. Пергамент тонкий, потемневший от времени, с витиевато нарисованной аль вардой – розой ветров в виде шестнадцатиконечной звезды и арабскими надписями на ней. Север и юг перевернуты, что характерно для арабских карт. Много рисунков и украшений. С первого взгляда карта казалась древней, но древностях мичман не разбирался, поэтому оценивал карту, как навигатор. Береговая линия на карте отмечена подробно, слишком подробно для тех, кто не пользовался современными навигационными инструментами. Еще большее удивление вызвали стрелочки, отмечающие течения. До недавнего времени течения вообще не отмечались. Если отметки о течениях верны, то даже в 1764-м такую карту могли бы составить только с помощью целого флота и года наблюдений.
– Прошу прощения, господа, – сказал он вслух, – но как бы искусна ни была бы эта работа, я усомнюсь в ее подлинности. Вероятно она сделана художником-фальсификатором. За основу взяты, как современные, так и древние карты. Художник не искал точности, хоть и старался соблюсти пропорции и стилистику, поэтому я не завидую тому штурману, что проложит по ней курс.
– Я же говорил, – воскликнул тосканский офицер.
– Так это подделка? – расстроился маркиз, – а я заплатил за нее восемьсот луидоров. Продавец говорил, что на ней отмечены тайные течения и проливы.
– Компиляция, и месье Григорьев это в очередной раз подтвердил, – добавил один из чиновников.
В это время карта, как бы между прочим, была аккуратно сложена хозяйкой и исчезла в руках слуги. Алексей видел это. Он почувствовал странное напряжение и любопытство. За картой и просьбой месье Лорена стояла некая тайна, не связанная с поддельным пергаментом.
А затем Алексей поднял глаза – и снова увидел её, Лизет. Она стояла у окна, словно тень, вырезанная из света. Он не знал, слышала ли она их разговор, но взгляд