Поднявшись, Борис скособочился и вышел, хлопнув дверью.

– Ну и вали отсюда, – закричал вслед Антон. – Был дураком и сдохнешь им же. Кому ты нужен такой – убогий? – а потом повернулся и, присвистнув, покачал головой. – Вот, Светочка, доболтались. Сижу, а такое чувство, словно по роже съездили. Да пошёл он – этот убогий… – махнул рукой и снова потянулся к бутылке. – У него будущего нет, а у меня своя дорога в жизни, каждый шаг просчитан, любому глотку порву…

– Знаешь, Антон, я не шутила, – сказала Светка. – Выйду за него. Вот увидишь.

– А это нужно тебе? – усмехнулся Антон и схватил её за руку. – И будешь всю жизнь проклинать себя. Ты взгляни на него, он же дурак дураком. Зачем тебе нужен такой, а? Лучше выходи за меня!

– Ты – трепач! – сказала она. – А Борька далеко не дурак, как ты называешь его, он намного лучше, чем ты думаешь о нём, и намного умнее тебя – поверь. У Борьки есть то, чего у тебя нет – это душа, – и она поднялась. – Ты, как я вижу, вообще не знаешь своего брата, а жаль… Ладно, что-то засиделась, пора и честь знать, – и, придвинув табуретку к столу, направилась к двери.

– Я провожу, – крикнул Антон, схватил курточку и выскочил следом за ней.

Приостановившись на крыльце, Антон осмотрел двор. Темно. Борьки не видно. Из будки появилась собака, сонно гавкнула, потянулась и опять скрылась. Ночь на дворе. Несколько раз окликнув, Антон постоял, прислушиваясь, а потом махнул рукой и помчался за Светкой, которая уже далековато отошла от дома…

Светало, когда Антон вернулся домой. Громыхнул дверью. Не снимая обуви, прошёл в переднюю избу, где на продавленном диване лежал братишка. Он лежал и не спал, а наблюдал, как Антон, поглядывая на часы, метался по избе, собирая свои вещи, потом всё затолкал в большую сумку и подошёл.

– Борька, я уезжаю, – он немного помялся, искоса поглядывая на братишку, потом добавил: – Знаешь, завидую тебе…

– Почему уезжаешь? – сказал Борис и уселся на диване, натягивая старые штаны. – Что заторопился-то? Пожил бы…

– Это… – опять запнулся Антон. – В общем, со Светкой разговаривал. Всю ночь возле её дома просидели. С её отцом говорил. К нам подходил, покурил на лавке.

– О чём говорили? – сказал Борька, а внутри заколотилось сердце – забухало.

– О тебе и Светке, о деревне… да обо всём, – сказал Антон и торопливо стал говорить, словно оправдывался, а может, сам себе хотел доказать. – Баба, она и в Африке – баба. Много всяких видел. А Светка зацепила. Вроде бы девка как девка – обычная, каких в городе не пересчитать, а что-то есть такое, чем цепляет, – он помолчал, потом сказал: – Всё, сейчас на поезд и в город, не хочу в вашей деревне оставаться, где я, как белая ворона, как кость в горле для всех, – это вернее будет.

– В нашей деревне? – перебил Борька.

– Да какая разница: наша или ваша деревня – всё равно у каждого человека своя дорожка в жизни, а куда повернёт эта дорога, какой будет: прямой или кривой – зависит от человека, который по ней идёт, – Антон нахмурился. – В общем, разговаривал с ней. Долгий разговор был. Обо всём: о тебе, о ней, про жизнь разговаривали. Знаешь, не скрою, хотел Светку уболтать. Зацепила, аж внутри полыхнуло. Думал, уговорю, чтобы со мной поехала. Сам же понимаешь, я дам Светке намного больше, чем ты, а она упёрлась. Настырная девка – ужас! А потом… – он опять помолчал, вытащил сигареты, закурил в горнице. – Не стану подробно рассказывать, о чём болтали, но, Борька, завидую тебе. Правда! Вторую такую девку не встретишь. У неё вот здесь столько всего… – он постучал по груди. – Знаешь, я завидую… Не понимаю, чем ты смог её зацепить, ведь ни рожи, ни кожи. Никогда бы не подумал, что такая баба и тебя… – он вздохнул и растёр лицо. – И её отец за тебя глотку порвёт, как мне показалось. Ух, мужик! Повезло тебе в жизни, Борька. Повезло больше, чем мне, как кажется. Не ожидал такого. Да уж… В общем, сообщите, если надумаете свадьбу играть. Постараюсь приехать. Может быть – не знаю, да и нужно ли приезжать сюда – тоже не знаю… Когда-нибудь, если встречу такую же, как Светка, обязательно женюсь, настрогаем ребятишек, и стану к вам привозить на лето, и сам приеду. Наверное… – он опять взглянул на часы и хохотнул. – Ладно, бывай, Ромео. Привет Джульетте передавай. Дом ваш. Мне не нужна эта развалюха. Живите. Детишек нарожайте. Поднимайте деревню. Может, вы и правы, что в деревне лучше – не знаю, но мне в городе намного лучше живётся. У каждого своя тропинка в жизни, как мать говорила. Ладно, я помчался. С проводницей познакомился, когда ехал сюда – огонь, а не девка. Постараюсь к ней в вагон попасть, она говорила, что сегодня в обратный путь отправятся. Думаю, нужно план по бабам выполнять. Ну, чтобы в три ряда которые… Пока, братишка, и не держи зла на меня, – и приобняв Бориса, он торопливо выскочил за дверь, забыв её захлопнуть, потом вернулся, быстро достал маленький свёрточек и бросил на диван. – Там деньги. Ребята собирали. Поставь мамке памятник. Всё, прощай, братишка! Меня тропка ждет…

И Антон торопливо вышел.

Загорланил соседский петух. Взлетел на забор. Захлопал крыльями, и разнёсся клич по деревне, а следом за ним завторили другие петухи, словно старались перещеголять друг друга. В запылённое окно было видно, как Антон промелькнул по двору, хлопнул калиткой и, не оглядываясь, заторопился к станции. Не по дороге пошёл, а проулками, чтобы ни с кем не столкнуться. Вот мелькнул вдалеке, на пригорке. Видать, останавливался. Может, курил или отдыхал, а потом оглянулся, помахал рукой и скрылся за поворотом. А вскоре донёсся протяжный гудок – это подошёл поезд, и чуть погодя снова гудок. Всё, брат уехал, а они остались. Для чего? Наверное,