– А говоришь, что в городе лучше, – перебивая его, весело засмеялась Светка. – Что хорошего-то, если грызётесь, а?

– Ну, это… – запнувшись, Антон посмотрел на неё, задумался и пожал плечами. – Города – это культура, там всё цивильно, всякие музеи и киношки, и в магазинах всё есть, а в вашей деревне…

– А чем тебе не нравится деревня? – неожиданно взбеленился Борька, до этого молча слушая брата, а потом ткнул пальцем. – Сбежал, несколько лет пожил в городе и уже решил, что стал городским, да? Ошибаешься, Антоха! – и махнул рукой. – Взгляни в зеркало. У тебя же на лбу крупными буковками написано – «ДЕРЕВНЯ».

– Ай, перестань болтать ерунду – «ДЕРЕВНЯ», – небрежно отмахнувшись, сказал Антон, но непроизвольно дотронулся до лба, провёл ладонью, словно хотел стереть, а потом плеснул вина в стакан, выпил и опять закурил. – Здесь нечего делать. Скоро повымирают деревни. Правда! Мне один умный человек говорил, а ему можно верить. Какой-какой… Да какая разница – какой, главное, что правду сказал. Все деревни исчезнут, все до единой. Останутся одни города. Потому что там настоящая жизнь, там всё бурлит, работает, да там… там… Одним словом – жизнь! А здесь… Всё на ладан дышит. Сам же говорил, что всё разваливается, колхозы распадаются, мало жителей осталось. Значит, надо уматывать отсюда, пока не поздно. Устроился в городе, нашёл тёплое местечко и живи, в ус не дуй. Красота! – и Антон причмокнул.

Поднявшись, Светка взяла старый чайник с плиты, достала стаканы, щербатую чашку, налила чай, поставила на стол. Разыскала вазочку, положила немного варенья, потом загремела ложками, уселась, пододвигая к себе чашку, и взглянула на Антона, который продолжал курить, выпуская тонкие струйки дыма.

– Убежать из деревни, чтобы жить в этих кирпичных коробках и не знать соседей, и всю жизнь бегать по улицам, словно куда-то опаздываешь? – помолчав, удивлённо сказала Светка. – А чтобы подышать свежим воздухом, выходите на балкон или в окошко высовываетесь? Странно как-то… К примеру, я не собираюсь сбегать. Мне в деревне хорошо. Меня знают все, и я всех знаю. Думаю, и Борька не захочет…

– Ну да, – Антон ухмыльнулся и опять выщелкнул сигаретку. – Борька из-за тебя не поедет в город. Втюрился по уши, дурачок. Вон сидит и лыбится. Ждёт у моря погоды, когда по головке его погладишь, приголубишь. Губу подбери, братец! Твоя Светка вильнёт хвостом и смотается. Уведут Светку из-под носа, и охнуть не успеешь. Не по Сеньке шапка, как ты правильно подметил. А вот если бы я…

– А ты, Антошка, смог бы втюриться в меня? – неожиданно сказала Светка, потрепала его за вихры и засмеялась мелко и звонко, заметив, как он смутился. – А что покраснел-то, а? – и приложила ладошки к щекам. – Ой, мамочка моя! Антон, пять минуточек рядышком сидим, а ты уже успел влюбиться?

– Тьфу ты, балаболка! – запнувшись, не ожидая от неё такой прыти, чертыхнулся Антон. – О, языкастая, о, язва выросла! – и погрозил пальцем перед лицом брата. – Любовь в наше время – это лишние чувства и совершенно ненужные. Брак по расчёту, свободная любовь – это главное в жизни. Хочешь – живи, не нравится – разбежались. А ваша любовь давно устарела… – и пренебрежительно махнул рукой. – А с другой стороны, если взглянуть, думаю, с тобой, Светка, стал бы жить. Ты девка что надо. Мне понравилась. Да! Вот чую, что создана для городской жизни. Ага…

Светка рассмеялась, глядя на Антона, а затем резко оборвала смех и нахмурилась.

– Я пошутила, – серьёзно сказала она. – А то правда подумаешь, что хочу выйти замуж за тебя.

– Выходи! – поднявшись, разгорячённо сказал Антон и схватил её за руку. – Выходи! – повторил он. – Так заживёшь, что все обзавидуются.

– А как же Борька? – вскинув бровки, она посмотрела на него. – Ты же говоришь, что он втюрился.

– Ну и что, что говорил, – Антон пренебрежительно махнул рукой. – Что Борька сможет тебе дать? Ничего, кроме старой избы с поваленным сараем и этой ненужной любви. Он же тюфяк, убогий! Ему дурочка нужна для жизни, а не такая, как ты. Выходи за меня, всё будешь иметь. Правда! В городе заживёшь. Глядишь, машину возьмём, а потом дачу за городом. Всё куплю, что душа пожелает. Королевой станешь! – и обвёл рукой вокруг, словно это было его королевство.

Светка сидела и смотрела, сравнивая братьев. Да, Борьке далеко до своего брата. Антон с первого взгляда производит впечатление самостоятельного человека. И одевается с иголочки, и язык подвешен, и всего понакупил для дома – успела заметить, когда посуду доставала. Вон по деревне уже разговоры пошли, что он швырял деньги направо и налево в магазине. И сейчас обещает хорошую жизнь устроить. Правда, странный взгляд на жизнь и любовь. А как без любви жить-то? Антон много болтает, много обещает, а Борька молчит, не любит много говорить, но в то же время он дни и ночи не спал, когда мать заболела. Она же видела, когда к ним приходила, или к нему… Светке легко было с ним. Пусть молчит, а глаза-то разговаривают, и она всё замечала, всё, но тоже молчала, ни в чём не хотела признаваться ни ему, ни себе… Борька продал всё, лишь бы матери помочь, ни на шаг не отходил от неё, а Антон ни разу не поинтересовался матерью, ни копейки не прислал, чтобы ей помочь, пальцем не пошевелил, чтобы помочь своим. И сейчас сидит – и опять-таки ни разу не вспомнил про мать, словно вообще её не было. Чужой человек приехал, перед ними сидит. А они же братья, но в то же время совершенно разные. Чем же измерить душу человека – её глубину и чистоту, как это сделать? Видать, у братьев разошлись тропки в жизни, а вот сойдутся ли, смогут ли опять переплестись – она не знала…

– Ты говоришь, замуж за тебя… – Она задумалась, кивнула головой и увидела, как Антон вскочил и заулыбался, а Борис, наоборот, с недоумением стал на них смотреть, словно не понимая, что происходит, и медленно сказала, с расстановкой: – Ладно, я выйду замуж, но за Борьку. Я так решила…

– Почему решаете за меня, обсуждаете меня, хотя я рядышком сижу – для чего, а? – нахмурившись, сказал Борька. – Почему ты, Антон, держишь меня за дурака? А ты, Светка, слушаешь его и молчишь. Получается, тоже согласна… Может, и кажусь таким –