Вернувшись, Борис достал кастрюлю с лапшой. В большой тарелке гороховая каша – это от вчерашних поминок осталось. Горка мелкой рыбёшки. Несколько блинов на середину стола и мёд в чеплашке. Крупными кусками нарезал хлеб. Несколько луковиц на четвертинки разрезал. Рядышком положил пару-тройку огурцов. В тарелке принёс квашеную капусту, полил постным запашистым маслом. Достал щербатые тарелки, налил жиденькую лапшу. Звякнул ложками. Потом поставил старый закопчённый чайник на плиту и, кивнув брату, уселся за стол.

– Что сидишь? – сказал Борька, взял блин, ткнул в мёд, неторопливо съел и потянулся за гороховой кашей. – Кушай, Антошка. Весь день не емши. Блин возьми. Мамку помяни. Так принято.

Они сидели за столом. Неторопливо ужинали. Разговаривали ни о чём. Так, слово-два скажут друг другу и молчат, опять скажут – и снова замолчали. Вроде бы Антон давно не был дома, давно не видел братишку, а сказать нечего и расспрашивать не хотелось. Он взглянул в окно – темнело, потянулся к сумке и достал бутылку. Налил, но Борька отказался. Посмотрев на тёмное вино, Антон медленно выпил и быстро заработал ложкой.

Донеслись лёгкие шаги, в дверь стукнули, и на пороге появилась невысокая худенькая девушка, с чёрными как смоль волосами, одетая в простенькое ситцевое платье, а поверх наброшена тёплая кофточка.

– Гостей принимаете? – раздался смешливый голос, и она шагнула к столу, потрепав Борьку за вихры. – Боренька, привет! В деревне говорят, твой брат приехал, – и, повернувшись, вспыхнула румянцем. – Здравствуй, Антон! Ох, каким стал… – и покрутила в воздухе рукой. – Прямо аж…

– И каким же? – усмехнулся Антон, догадываясь, что в гости пришла Светка, о которой рассказывал братишка. – Да и ты повзрослела, как посмотрю. Была пичугой, а стала прям красавицей. Думал, Борька наврал, но оказывается, правду сказал, – и придвинул табуретку. – Присаживайся, Светка. Поужинай с нами. Правда, не ресторан, но думаю, ты привычна к такой еде, – потянулся за бутылкой вина, достал из шкафчика гранёную рюмку на ножке, налил и поставил перед ней. – А вот вино хорошее, вкусное. Из города привёз. Самое лучшее выбрал, как чуял, что тебя встречу.

Светка подняла рюмку, посмотрела на вино и отставила в сторонку. Громыхнула чайником, налила в чашку и принялась дуть, остужая кипяток. Взяла блин, макнула в мёд, задумалась, что-то прошептала, перекрестилась и неторопливо съела. Потом придвинула чай и принялась отпивать небольшими глотками. Она сидела, разговаривая с Борькой, а сама нет-нет да посматривала на Антона.

А Борька радовался, что она пришла. Невпопад говорил, а сам всё на неё смотрел и старался незаметно дотронуться до руки, когда подсовывал конфетку или печенье.

– Светка, хочешь замуж? – неожиданно сказал Антон, подцепил вилкой квашеную капусту и захрумкал. – Выходи за Борьку. Я, так сказать, сватаю за него. Глянь, какой красавец!

И засмеялся.

Опять она вспыхнула. Посмотрела на Борьку, на брата и опустила голову.

– Выйти замуж – не напасть, – сказала она и повела худеньким плечом. – Муж должен быть, как стена.

– Вот и будешь за стеной, – засмеялся Антон, подливая брату в стакан. – Парень серьёзный, непьющий, по бабам не бегает, к дому привязан – мимо не проскочит. В общем, мечта для любой девки.

– Да, Борька хороший, – кивнула она, поправляя чёлку. – Но стеснительный – страсть! Вон, не успела сказать, уже покраснел. Наверное, сама его посватаю, – и тут же разрумянилась.

– Э, да вы, как посмотрю, оба – два сапога – пара, – засмеялся Антон, неожиданно потянулся к ней, провёл ладонью по чернущим волосам и задержал руку на её плече. – Светка, а ты очень красивая. Правда! Знаешь, лучше за меня выходи замуж. Не прогадаешь. Ух, как жить станешь!

Светка взглянула, словно обожгла, дёрнула плечом, скидывая его руку, и тут же нахмурилась – бровки сошлись на переносице, и погрозила пальцем.

– Не говори так, Антошка, – сказала она, поправляя чёлку и повела плечом, опять скидывая его руку, когда он словно невзначай снова положил на худенькое плечико. – Не люблю этого. У нас не принято распускать руки. Ты не в городе, а в деревне. Лучше расскажи, как в городе живёшь, где работаешь. Мы же никуда не ездили, ничего не видели, кроме своей деревни. Да, Бориска? – и подтолкнула его.

– Ага, не были, – заулыбался Борька и взъерошил и без того спутанные волосы. – Мне в деревне хорошо. Никуда не собираюсь. Правда, Антошка, расскажи, что за сладкая жизнь в городе. Почему все слетаются туда, словно мухи на мёд.

Вытащив цветастую пачку сигарет, Антон небрежно выщелкнул одну и закурил. Красуясь, выпустил тоненькую струйку дыма, попробовал выпустить колечки, но запершило в горле, он закашлялся, громко чихнул и шмыгнул носом, торопливо опрокинул рюмку вина, почмокал губами и небрежно стряхнул пепел в тарелку, где лежали остатки квашеной капусты. Светка нахмурилась, заметив, что он стряхнул пепел в еду.

– Что вам рассказать… – Он сделал паузу, прищурившись, задержал взгляд на Светке, которая сразу же потупилась, и довольно заулыбался. – Правильно, Борян, все летят в город, как мухи на свежий навоз, – и довольно хохотнул. – Вот деревенские думают, что в городе легко жить. Нет, дорогие мои, ошибаетесь. – Было заметно, что его развезло от выпитого вина, и он пьяненько помахал пальцем. – Там тяжело жить. Город не каждого примет. Одних приголубит, а других разжуёт и выплюнет. Меня приголубил, потому что я сразу понял, как нужно жить в городе. У меня железная хватка, волчья! – Он нахмурился, взгляд стал колючий, чужой и протяжно скрипнул зубами. – Как вцеплюсь клыками, у меня никто и ничего не отнимет. Я смогу любого загрызть. Все люди – сволочи! В городе живёшь по законам: или ты, или тебя съедят. Да вот… Но меня трудно загрызть. Я крепкий парень. У меня зубы острые – сам любому горло порву…

– Ага, вот теперь представляю вашу городскую жизнь: оскалившись, люди ходят по улицам и грызут друг друга, – насмешливо сказала Светка, – а у всех острые зубы торчат, кровь так и капает, так и льётся, аж страшно становится, – и она, поморщившись, передёрнула плечами. – В общем, живёте, как собаки… Нет, собаки лучше, они намного добрее, а вы… – она махнула рукой и вздохнула.

– Правда, не все зубастые попадаются, – пренебрежительно отмахнулся Антон и опять стукнул в грудь. – Многие бултыхаются, как навоз в проруби, а